Сергей Образцов - Моя профессия

Может, он и теперь согласится. Перепишет всю пьесу. Прием оставит прежний. Это ведь хороший ключ. Таким ключом много дверей, много сюжетов и много тем открыть можно. А ключ в искусстве – это находка. Когда Пушкин подсказал Гоголю «Ревизора» – это ведь тоже был только ключ.

В главе «Ошибки, ошибки и ошибки» я в качестве одной из таких ошибок назвал постановку «Пузан». А в этой главе буду говорить прямо об обратном. О том, как много дал нам этот «Пузан», как много открытий и находок он нам подарил.

Относится эта постановка все к тому же «бесстационарному» периоду. Не могу сейчас догадаться, откуда возникла у нас идея круглой ширмы, но не родиться, может быть, она и не могла. Ведь фактически короткая фасадная прямая трехгранной «петрушечной» ширмы является частью ломаной линии.

Зрители неизбежно располагались, как бы обнимая собой ширму. Только самые центральные зрители видели одну короткую прямую, все же остальные, находившиеся левее или правее центральной оси, видели две стороны ширмы (сзади ширмы никто не смотрел, так как она либо примыкала к стене стоящего во дворе дома, либо завешивалась тряпочкой). Кукольник учитывал такое расположение зрителей, и поэтому куклы часто действовали и на боковых сторонах ширмы.

А теперь, если представить себе эти три грани как бы хордами воображаемого круга, то идея сделать ширму полукруглой либо круглой напрашивается сама собой. К этому надо прибавить, что зрители на наших выездных спектаклях всегда садились очень широко, как бы обнимая нашу ширму. Только центральные зрители воспринимали фасад нашей установки правильно. Боковые видели его наискосок и, значит, невольно чувствовали себя ущемленными.

Естественно, что выпуклая ширма, грядка которой – часть эллипса или полукружие, как бы уравнивает, хотя бы психологически, права зрителей. При умелом построении мизансцен каждый зритель сможет ощущать себя «фасадным». Ну а уж от полукружия до полного круга рукой подать.

Эта идея и родилась у нас впервые и осуществилась в нашем пятом по счету спектакле «Пузан», а затем перекочевала в такие «классические» для нашего театра спектакли, как «По щучьему велению», «Кот в сапогах», «Веселые медвежата».

У круглой ширмы оказался просто кладезь возможностей. Физическое место действия – вроде как бы одно и то же одновысотное, одноплановое полукружие, а изображенные места действия могут оказаться абсолютно разными. Так оно и получается во всех перечисленных спектаклях. И раз все они рождены «Пузаном», я и расскажу вначале про «Пузана». Прошу при этом не забывать, что смысловую оценку этого спектакля я дал очень невысокую. На три с минусом, может, чуть больше. А вот оценку творческих находок надо, вероятно, дать пять с тремя плюсами.

Как вы помните, сюжет этого спектакля состоит в поисках сбежавшего из клетки медведя. Пузан (так зовут медведя) бродит по городу, ища пристанища, а в поисках Пузана ходят по тому же городу разные люди. Двое ребят, милиционер, пожарник, лентяй Федя (тот, что не закрыл клетку). Кроме того, от медведя бегают: старушка, заведующий магазином, мальчик – чистильщик башмаков.

Итак, все ходят или бегают взад-вперед. Значит, нужно, чтобы они бежали откуда-то и куда-то, иначе говоря, все время должно меняться не физическое (оно всегда полукружие), а изображенное место действия. Мы – Борис Владимирович Сахновский и я – были одновременно и постановщиками и художниками спектакля. И вот мы придумали поставить в центре круга на штыре вращающийся город. Но как сделать, чтобы он был не вращающимся домом, поворачивающимся разными сторонами, а действительно городом со многими совершенно разными домами? Как создать разные изображенные места действия: жилые дома, палисадники, аптеку, магазин, почту? Ну, одним словом, разные признаки разных мест действия? Ведь только тогда мы поверим, что потерявшийся медведь действительно бродит по городу и что самостоятельно найти дорогу домой не может.

Чтобы создать трансформирующийся город, мы сделали три одинаковых ящика без дна и крышек, плотно соединили их звездообразно торцами друг к другу (это видно на рисунке) и посадили на вертикальный стержень, укрепленный в середине ширмы. На стенках ящиков мы нарисовали фасады разных домов.

Если вертеть всю эту ящичную конструкцию, то получится шесть разных изображенных мест действия: три заключенных в секторах между ящиками и три, если каждый ящик ставить торцом к зрителю. Ведь торцы эти могут быть разными и по цвету и по форме окон или дверей, изображая склад, или магазин, или парадный подъезд.

Внутри каждого сектора, между каждыми основными домами мы прикрепили перекидывающиеся плоскости, с двух сторон которых нарисовали разные фасады. Если перекидывать такую «страницу» с одного дома на другой, то получится два варианта дома, опять-таки разных и по рисунку и по цвету. В одном из секторов мы сделали складывающийся палисадничек. В одном из ящиков сделали сквозную решетку, и получилась клетка. В ней и находился медведь до того, как его упустил заснувший Федя. В дальнейшем клетка нам была уже не нужна, и мы ее загораживали перекидной плоскостью, превращая в фасад дома.

В один из ящиков мы вставили второй, меньшего размера, в этот второй вставили третий, еще поменьше, а в него церковный купол. Если палочкой снизу выпихнуть второй ящик, получится двухэтажный дом. Если выпихнуть следующий, получится дом в три этажа, а если выпихнуть купол, получится церковь. Таким образом из одного ящика получалось четыре изображенных места действия.

В образовавшееся на стыке ящичных торцов пространство мы тоже поместили выдвигающуюся «архитектуру» – новое изображенное место действия.

Все время меняясь, этот трансформирующийся городок мог вращаться то в одну, то в другую сторону. Медведь оставался на месте, покачиваясь или подпрыгивая, а мимо него город либо проплывал, если медведь «шел» медленно, либо вертелся с предельной скоростью, если медведь от кого-нибудь убегал или кого-нибудь догонял, оставаясь в физическом месте действия на одной точке окружности и «мчась во всю прыть» в изображенном месте действия мимо разных улиц, домов, углов, палисадников вертящегося города.

Начинался спектакль небольшим монологом актера в клоунском костюме, а кончался выходом этого же актера, который говорил детям, что Пузан уже поправился, и спрашивал, не хотят ли они его видеть. Дети, конечно, кричали «Хотим, хотим!», и тогда клоун подымал материю, которой была завешена ширма, и там за решеткой стоял огромный живой медведь – актер в маске и медвежьей шкуре. Это было забавно, хотя, конечно, основной и очень большой находкой был трансформирующийся город, и один он уже оправдал бы постановку этого спектакля.