Леонид Кузнецов - Стопроцентный американец (Исторический портрет генерала Макартура)

Биографы отмечают, что успешное вхождение в клуб бизнесменов даже внешне благотворно сказывалось на Макартуре. "В 60 лет он выглядел сорокалетним мужчиной,- пишут биографы,- редеющие, но достаточно густые, а главное, темные волосы, пытливый, живой взгляд, высокая стройная фигура". Да, жизнь миллионера оказывала благоприятное воздействие.

В течение шести лет Макартур, Джин и их маленький Артур наслаждались покоем, миллионерским комфортом и роскошью гостиницы "Манила". Джим Шоу в статье "История делалась в отеле "Манила" писал: "Генерал обычно расхаживал по веранде, окружавшей его комнаты, любуясь красочными закатами над Манильским заливом, парочками и семьями, прогуливавшимися в парке Лунета. Он наблюдал, как приближалась "Чайна Клиппер" - летающая лодка - и как она садилась на гладь залива после пятидневного перелета, открыв тем самым первую трансокеанскую коммерческую авиалинию". Ну совсем как у Пульмана, Форда, Карнеги, Поупа!

Кроме чтения и созерцания предзакатной Манилы, кроме цветов и хорошего трубочного табака, Д. Макартур любил кинематограф. Каждый вечер, за исключением воскресенья, к гостинице "Манила" подкатывал черный лимузин (кстати, он и сейчас стоит в музее форта Сант-Яго под фельдмаршальским флагом, на номерном знаке цифра 1), ровно в 8.45 в него садились Макартур и Джин, в 8.50 их уже ждали специально отведенные ложи в кинотеатрах "Идеал", "Лирик" или "Метрополитен".

Генерал любил прямолинейных, понятных героев. Они должны были четко делиться на плохих и хороших, добрых и злых, ему не нравились фильмы со сложной интригой, философские, с запутанным сюжетом. Любовь к кинематографу Макартур пронес через всю жизнь. И всегда предпочитал ковбойский фильм всем другим. Правда, в Токио, занимая пост главнокомандующего оккупационными войсками США, Д. Макартур велел перед художественной лентой показывать спортивные фильмы. Он живо, громко реагировал на игру, которую "записали" операторы, хотя точно знал результат матча давно. Во время корейской войны спортивные ленты перемежали с хроникой действий на фронте.

Особый, повышенный интерес вызвали у "Американского кесаря" ленты, в которых показывали И. В. Сталина.

"Иосиф Сталин,- пишет У. Манчестер,- на экране заставлял его (Макартура) садиться на краешек кресла-качалки, он смотрел с напряженным вниманием, следил за каждым жестом Сталина".

Угадывал родственную душу?

Иногда "Наполеон Лусона" выходил на главный бульвар Манилы. "Он нес себя так,- писал один журналист,- будто знал и никак не хотел выдавать какой-то чрезвычайной важности секрет". Только Христос, появись он на глади Манильского залива, мог бы, вероятно, вызвать у окружающих филиппинцев подобную реакцию - восхищение и радость при виде живого божества. "Люди испытывали желание немедленно сделать все, что прикажет этот великий американец",- рассказывал один из поклонников Макартура, корреспондент английской "Файнэншл тайме", работавший в Маниле до войны.

Филиппинский период жизни Д. Макартура, особенно перед войной, дает обильный материал для раздумий и нуждается в тщательном изучении. Когда его называют "Наполеон Лусона", разумеется не только географическое понятие, не только действия американского империализма в пространстве, имеется в виду и такое понятие, как бонапартизм.

"Бонапартизм,- писал В. И. Ленин в статье "Об оценке текущего момента",- есть лавирование монархии, которая вынуждена завуалироваться, чтобы не упасть, заигрывать, чтобы управлять, подкупать, чтобы нравиться, брататься с подонками общества, с прямыми ворами и жуликами, чтобы держаться не только на штыке" (Ленин В. И. Поли. собр. соч., т. 17, с. 273-274).

Конечно, фельдмаршал не монарх. Но вместе с этим званием Д. Макартур приобрел огромную власть над Филиппинами (назвали же его Наполеоном!), он делил ее только с верховным комиссаром США и в меньшей степени с президентом автономных Филиппин. Тем не менее в этом триумвирате он был главным. Далеко не случайно его все чаще стали называть "Американским кесарем". "Наполеон Лусона", поставленный на уровень деятеля провинциального масштаба, покоряющего "небольшой архипелаг" для "больших Соединенных Штатов", поднялся в своем провинциализме до мировых высот (кто-то из мудрых сказал, что и среди бездарей есть свои великие люди), ибо благодаря стечению обстоятельств, советам помощников, а главное - периоду, когда США "созрели" для более активной экспансионистской политики, сумел породить у американской буржуазии иллюзию, что в такой же Лусон можно превратить весь мир. Более того, Д. Макартур подталкивал к активным действиям тех, кто побаивался масштабности претензий, придавал дополнительные силы тем в США, кто выступал за строительство "Pax Americana" (мир по-американски).

Вне всякого сомнения, генерал Макартур с его штабом представлял весьма эффективную часть колониального механизма США. Его действия, тактика и стратегия способствовали утверждению политического, экономического и военного господства Соединенных Штатов. Здесь Макартур обнаружил гибкость, умение оценить политическую ситуацию, а главное, уловить намечающиеся тенденции, понять расстановку сил, представить, как в будущем могут разворачиваться процессы на архипелаге. Американские и филиппинские историки порой сводят роль Макартура к чисто военным делам. Это неверно. Ее чаще следует сводить к делам политическим. И здесь "Наполеон Лусона" продемонстрировал удивительные способности. Представляется, что главным достижением, с точки зрения проводников экспансионистской политики США, свидетельствующим о мудрости и дальновидности наместника Вашингтона,- это работа по укреплению и расширению филиппинской элиты, являющейся своеобразным посредником между колониальной администрацией, американскими промышленниками и нацией.

Артур Макартур считал, что главную победу над революционными, прогрессивными национально-освободительными силами одержит только американский солдат, действующий хладнокровно, расчетливо, жестко, неукоснительно выполняющий приказы офицера, не знающий сострадания. Уильям Тафт, другой генерал-губернатор, не отвергая в принципе методов насилия, вместе с тем выступал за гибкость. Потому-то он обратил внимание на филиппинскую элиту, сложившуюся еще в недрах испанского колониализма. Он одновременно взялся как за ее "приручение", так и за формирование новой из представителей не только земельной аристократии, но и национальной буржуазии.

Дуглас Макартур соединил оба метода. Он сделал это в высшей степени умело, тонко, опираясь на свой личный и уже немалый опыт, на знания, полученные в Вест-Пойнте, на мудрость, которой щедро поделились через деда первые жители Америки, сумевшие даже у Руссо и Монтескье найти нужные им "точки опоры" в период, когда для большинства людей все мечтания сводились только к одному - демократия и свобода. Как говорили о Д. Макартуре, он мог не знать, скажем, истории, философии. Но он знал, какую взять книгу, документ, где искать описание опыта, нужный совет, ответ, чтобы подкрепить свою позицию. Он мог обратиться к любимому Артуром (самым старшим) Томасу Гоббсу и обрести почву под ногами, уверенность. Раскроем и мы вслед за Макартуром трактат английского ученого. Свобода? Пожалуйста: