Владимир Ковтонюк - Разъезд Тюра-Там

— Вот известная фотография самолета Як-3, — Севрук держит снимок, на котором изображен истребитель в легком левом вираже.

Летчик, управляющий этим самолетом, смотрит в объектив камеры, сделавшей этот кадр.

— Здесь самолетом управляет замечательный летчик-испытатель Виктор Расторгуев, — рассказывает автору Доминик Доминикович.

А через некоторое время, в солнечный летний день 1946 года, проводилась очередная репетиция воздушного парада в Тушине.

Тогда, при Сталине, авиация была гордостью народа, а летчики — народными любимцами.

Да и все работавшие в авиации гордились своей сопричастностью к ней.

В тот день мы работали на Центральном аэродроме имени Фрунзе, знаете, там, где теперь аэровокзал, между станциями метро «Динамо» и «Аэропорт».

Этот аэродром видел немецкого министра иностранных дел Риббентропа, английского премьера Черчилля, американского посла Гарримана и многих других высокопоставленных людей, на этом аэродроме погиб Валерий Чкалов. Он заходил на посадку со стороны стадиона «Динамо».

И когда в десять утра 16 августа началась репетиция, мы забрались на крышу одного из ангаров, откуда в те времена было довольно-таки хорошо видно в сторону Тушино.

По традиции, после показа серийной техники, одиночного и группового высшего пилотажа, намечался пролет новой авиационной техники.

Как только небо очистилось от круговерти самолетов, вдали, со стороны Красногорска, показался одиночный самолет, внешне ничем не отличавшийся от привычных истребителей с поршневыми моторами. Но мы знали — это Як-3, оборудованный ракетным мотором, и его пилотирует Расторгуев. Он летел на небольшой высоте. Видать, над аэродромом он включил ракетный мотор, самолет резко прибавил скорости и стал вертикально набирать высоту, потом там, наверху, уже еле видимый, он неожиданно перешел в пикирование и так и не смог из него выйти до самой земли.

Взрыв произошел в том месте, которое тогда называлось «военным городком», это в треугольнике институт Гамалеи, институт Курчатова и река Москва.

Мы прыгнули в «виллис» и помчались туда. Оказалось, что самолет упал между двухэтажных бараков на чей-то огород. От взрыва образовалась воронка метра полтора глубиной и метров десять в диаметре. Повсюду лежали разбросанные взрывом обломки машины, иногда среди них попадались куски мяса с прилипшей к ним влажной землей.

Взрывной волной в домах были выбиты окна и ветер развевал шторы, будто разноцветные флаги.

Из какого-то окна доносился истошный женский крик:

— Наконец-то! Хоть один из вас долетался!

— Что это было? — грустно промолвил Севрук. — Отказ ракетного мотора или очередной вопрос, так веско поставленный аэродинамикой? Мы ведь подошли к околозвуковым скоростям. Но вы-то понимаете — самолет летит с околозвуковой скоростью, а отдельные его элементы обтекаются воздухом уже со звуковой и даже сверхзвуковой.

Было очевидно, что Виктор сознательно не покинул самолет, падавший на город, он до последнего момента уводил его на тот огород с картошкой…

А развитие авиации пошло по другому пути — по пути применения воздушно-реактивных двигателей.

Маленький самолетик У-2 — биплан, окрашенный в зеленый цвет, не торопясь пробирался между высоких пологих сопок держа курс из Читы на юг, через границу с Монголией к населенному пункту под названием Тамцаг-Булак.

Негромкий стрекочущий звук, с которым летел самолет, свидетельствовал о том, что незначительных лошадиных сил его мотора хватает только на то, чтобы со скоростью 110 километров в час везти двух человек, пулемет и дополнительный бензобак.

Летчик-испытатель Николай Иванович Звонарев пилотировал самолет, прозванный народом за свою неприхотливость «кукурузником», из передней кабины. Он привык управлять быстрыми, маневренными и строгими истребителями и скорость «кукурузника» наполняла его тягучей скукой, хотя и давала возможность полюбоваться живописной долиной.

Несколько дней тому назад его вызвали в управление кадров ВВС и вручили предписание срочно отбыть в Читу, а затем вылететь в Монголию, где уже несколько дней шла настоящая война с японцами, для того чтобы применить на деле новое вооружение самолетов И-16 и дать свое заключение по этому поводу.

Сразу же, как только их ТБ-3 ранним утром сел на аэродроме в Чите и Николай выбрался из специально оборудованного небольшого отсека, он встретился с поджидавшим его командиром полка.

Вместе со Звонаревым прилетел еще один человек сугубо штатского несмотря на военную форму вида. Худой, лет тридцати пяти, Гвай чувствовал себя в форме крайне неловко, так как никак не мог привыкнуть козырять старшим по званию или отвечать на их приветствия. Справедливости ради стоит отметить, что все военные Красной Армии были старше Гвая по званию, так как в петлицах у него не было ни «кубиков», ни «шпал».

Звонарева познакомили с Иваном Исидоровичем Гваем перед самым вылетом, предупредив, что никаких описаний или инструкций по новому вооружению не будет и со всеми вопросами Звонарев должен обращаться к Гваю и ни к кому более.

Гвай же до этого никогда не летал на самолетах и поэтому после длительного полета с несколькими посадками выглядел совершенно измученным.

На случай встречи с японскими самолетами в задней кабине «кукурузника», куда и поместили Гвая, совсем сникшего от необходимости лететь дальше, был установлен пулемет для обстрела задней полусферы.

Сейчас пулемет безжизненно опустил ствол, развернувшись в шарнирах, и Звонарев, оглянувшись, понял, что рассчитывать на помощь Гвая нельзя.

Гвай из-за монотонно протекающего полета и сам не заметил, как переключился на воспоминания. По-видимому, его мозг, постоянно занятый проблемами, возникающими при разработке реактивных снарядов, самопроизвольно, без ведома хозяина, переключался на поиск оптимальных технических решений.

В прошлом, 1938 году, они уже подготовили установку для запуска реактивных снарядов к испытаниям на полигоне Главного артиллерийского управления.

Посмотреть на стрельбы реактивными минами приехал сам нарком обороны легендарный Клим Ворошилов.

Снаряд, ушедший с направляющих после первого выстрела, хотя и произвел впечатление своеобразным коротким воем и шлейфом пламени, взорвался левее танка-мишени. Расчет, как это принято в ствольной артиллерии, ввел необходимые поправки, однако второй снаряд ушел еще левее цели.

Гвай навсегда запомнил, как Ворошилов встал со своего раскладного стульчика и пошел в сторону тачанки, на которой были смонтированы четыре пулемета системы «максим», направленные в зенит. Видимо, это было чье-то предложение для борьбы с воздушными целями.