Григорий Кисунько - Секретная зона: Исповедь генерального конструктора

Однако для доработки аппаратуры селекции и доставки ее на полигон потребовалось некоторое время, которое мы решили использовать для проверки системы по ракете Р-12 с уводом корпуса. Этот пуск был проведен 2 марта 1961 года, аппаратура работала безотказно, но оператор радиолокатора точного наведения № 2 по недосмотру вместо головной части захватил корпус, и противоракета наводилась на некоторую фиктивную цель между головной частью и корпусом.

Поскольку все средства системы сработали безотказно, не было оснований откладывать очередную работу системы «А» по ракете Р-12 с уводом корпуса. Такая работа была назначена на 4 марта. Во время предпусковых проверок по икс-плану не обошлось без перестраховочных задержек, и система вышла на готовность с общей задержкой в несколько часов от назначенного времени, но внезапно режимными службами был объявлен запрет на все виды излучений. Оказалось, что неподалеку проходил поезд, в котором находился иностранец, следовавший в Алма-Ату. Предполагалось, что он может вести радиоразведку.

В связи с этим системе «А» и СП ракеты Р-12 был объявлен режим ожидания, личному составу с подменой разрешены отлучки на обед. Отбой запрета — снова предпусковые проверки, наконец — готовность одна минута, после нее — привычная команда: «Протяжка-1» и «Старт-1», — значит, на нас запущена Р-12. «Захват СДО», «Захват РТН» на табло ЦИСа. Точка падения Р-12 на экране. От репродуктора ЭВМ идут мягкие звуки, похожие на успокаивающий шепот. И вдруг… отметки цели беспорядочно замельтешили по экрану и затем совсем исчезли. Погасли все табло. Исчез и характерный звук из репродуктора, подключенного к ЭВМ. Жуткую тишину нарушает голос по громкоговорящей связи. Это мой голос, но мне самому он кажется абсолютно чужим:

— «Днепр», в чем дело?

— Остановилась программа, — отвечает «Днепр» голосом дежурного программиста Андрея Степанова.

— Пустить снова программу!

В ответ послышалось сначала знакомое чуфыканье репродуктора ЭВМ, а затем по громкоговорящей связи — голос программиста:

— Программа пущена!

На индикаторном пульте все началось сначала, но теперь уже в какой-то спешке выскакивают одна за другой светящиеся надписи табло, на экране — отметка цели и отметка точки ее падения… А вот уже из репродуктора ЭВМ следуют один за другим тринадцать напоминающих рычание звуков. Это «рычат» итерации «подшиваловской» (по фамилии программиста) программы для определения точки перехвата и выработки команды «Пуск» для противоракеты.

После пуска внимание всех находящихся у центрального пульта-индикатора приковано к правому индикатору, на котором высвечивается сигнал рассогласования между истинным положением противоракеты и требуемым для ее точного наведения на цель. Визуально по экрану рассогласование не улавливается, воспринимается как нулевое. Наконец ЭВМ выдает сигнал «Подрыв» для боевой части противоракеты и затем сигнал «Исходное положение» для всех средств системы. Итак, на весь боевой цикл от повторного запуска программы до поражения цели было затрачено 145 сек! Можно сказать, инфарктные секунды. Получилось, что мы нечаянно, проверили систему в жестком цейтноте.

— Итак, Або Сергеевич, — обратился я к полковнику Шаракшанэ, — главное сейчас — быстро доставить и проявить пленки кинофоторегистрации цели и противоракеты в районе их встречи. Только по пленкам сможем узнать, что там произошло на высоте двадцать пять километров, да еще и на удалении более ста пятидесяти километров отсюда. Визуально на центральном индикаторе все вроде выглядит неплохо, но, пока не разберемся с пленками, давайте договоримся: никаких комментариев ни промышленникам, ни военным.

На следующий день, в воскресенье, я случайно встретился с Шаракшанэ на пункте голосования по выборам депутатов в местные советы. Шаракшанэ сказал мне, что пленки проявлены, в них ничего особенного, — разве что после подрыва боевой части противоракета развалилась на несколько кусков.

Это сообщение меня не очень встревожило: в конце концов, ведь мы еще не знаем, как ведет себя при поражении осколочно-фугасными элементами головка баллистической ракеты, снаряженная вместо боевой части стальной плитой весом в полтонны. В ней нечему взрываться, и она, может быть, продолжала лететь как продырявленная железяка. Значит, надо ускорить поиски ее в квадрате падения. В точности наведения я не сомневался, но не было полной уверенности, что скорость разлета поражающих элементов соответствует теоретической, которую я закладывал при определении упреждения подрыва. А что, если действительная скорость совсем иная и тогда подрыв произведен либо слишком рано, либо слишком поздно? В любом из этих случаев цель не будет поражена.

Вернувшись к себе в домик, я вызвал прикрепленную мне от полигона «Победу» и предложил двум своим сотрудникам съездить на рыбалку на озеро Карагач. Помнится, однажды там удалось надергать из-под молодого льда полный багажник окуней. Но на этот раз не было никакого клева: говорят, что к весне рыба в этом маленьком водоеме задыхается от недостатка кислорода. На обратном пути в Сары-Шагане заглянул на рынок. Там стояли две женщины с товаром: у одной — 250 яиц, у другой — кусок сала.

По возвращении в домик поджарили яичницу с салом, закусили и разошлись отдыхать. Но вскоре меня разбудил звонок аппарата ВЧ-связи. Дежурный по предприятию из Москвы сообщал, что ночным рейсом с понедельника на вторник на полигон выезжает новый главный инженер предприятия А. В. Пивоваров.

Итак, все ясно как Божий день — любимое выражение министра. До Москвы информация о кинофотопленках дошла как слух об очередном ляпе на системе «А», уже двенадцатом подряд, случившемся 4 марта. Удобный повод, чтобы направить на полигон «боярина из Москвы», который, якобы ознакомившись с делами на месте, предложит начальству приостановить пуски и назначить комиссию, которая должна разобраться: стоит ли продолжать впустую пулять ракетами и противоракетами или лучше закрыть эти работы, а систему «А» демонтировать и списать?

При нынешней организационной структуре КБ-1 такую комиссию может создать даже не министр, а, например, ответственный руководитель — генеральный конструктор КБ-1, которому теперь подчинены и генеральный конструктор системы «А» и СКБ-30. А министр, получив решение комиссии, выйдет в ЦК и напомнит кому надо, что это Устинов вместе с маршалом Жуковым в 1956 году протащили через ЦК и Совмин постановление о создании системы «А». Это по вине Устинова и Жукова пущены коту под хвост (тоже любимый оборот министра) государственные средства на создание громадных дорогостоящих бандур системы «А» и специального огромного полигона в пустыне для их размещения и испытаний. И это при том, что были отвергнуты предложения о создании компактных противоракетных комплексов «Сатурн» автофургонного типа и даже универсальных противоракетно-противосамолетных комплексов.