Эрнст Юнгер - Семьдесят минуло: дневники. 1965–1970

В следующем зале собрание бронзовых сосудов, зеркал и банок с очень изящными гравировками, как будто сотканными искусными пауками. Еще и теперь в здешних местах, должно быть, работают хорошие медники.

В Субьяко на краю горных лесов. Дикие розы и румянка синяя [757]; в полном цветении царские свечи. За Тиволи в Тибуртине в мощных карьерах травертина. Травертин, «камень из Тибура» [758], туф и кирпич образуют ядро строений, мрамор и алебастр оболочку.

Сирокко. Я остался дома, во второй половине дня даже в постели. На террасе, где я сидел за рукописью о дурмане и наркотиках, порыв ветра поднял листы в воздух. Восемь из них я таки собрал, долго разыскивая их по парку и даже на улице Торлония.

Траут Розелиус, узнав о несчастье, еще раз пустилась на поиски, очень методичные, и извлекла лист из живой изгороди, в которую тот залетел.

Поразительно, что даже одну-единственную страницу повторяешь через силу. Это говорит в пользу первого наброска. Поль Леото хотел даже, чтобы в нем совершенно ничего не меняли. Я представляю себе, что в очень древние времена, когда уже существовала поэзия, но не было письма, это служило правилом. Слово было вдохновением.

С профессором Герике в городок Паломбара Сабина, лежащий у подножия Монте-Геннаро. Он выделяется необычно высокой башней замка Савелли.

Полевыми дорогами мы прошли в спрятанное в низине аббатство San Giovanni in Argentella. Маленькая романская церковь, почти руины, однако каменщики работали. Уединенное место.

Патер Зоннеманс провел нас con permesso speciale [759]по гро там и склепам Ватикана. Слишком чувствительным ходить сюда не рекомендуется; царство мертвых производит очень сильное впечатление. Земля уплотняется до сакрального со стояния, возможного лишь для нее; на заполненные моги лами, гробами и саркофагами крипты опираются колонны центральной церкви. Я стоял перед одной из могил Неронова кладбища; в плите была щель в форме наливного отвер стия. Где же те, которые здесь преклоняли колени и жертво вали вино мертвому?

Requiescat in расе [760]. Краски кирпича и глины, помпейская краснота. Пыльно; работы вели археологи. Архитекторы взвешивают, не угрожает ли рытье археологов устойчивости собора. Неопределенное сильнее определенного, у Вечного города нет храмов, у священного леса — могил; покойник лежит «где-то».

В полдень нас навестил Густав Рене Хокке; беседа о маньеризме в литературе. Потом об entrefilet [761], которое я вырезал из газеты; передаю текст:

«Рим, 13 мая. Декан философского факультета университета Перуджи, профессор Уголини, приспустил флаг на балконе здания факультета. Этим он выразил сожаление по поводу упадка ценностей образования и гражданского согласия в университете. Заведующий кафедрой итальянской литературы университета в Турине, профессор Гетто, перерезал себе вены и потом выбросился из окна в отчаянии от оскорблений студентами. При смерти он был доставлен в больницу. Студенты кричали ему на лекции: "Оставь в покое Тассо и говори нам о Че Геваре"».

Материал для новеллы, к примеру, Э. Т. А. Гофмана или Грильпарцера. Бедный музыкант ломает свой инструмент. Собственно говоря, не трагедия, ибо конфликт можно было решить различными способами, например, проигнорировать; он мог бы даже быть обращен в шутку. Оценка обстановки, исходящая из того, что еще существуют посредничающие ценности, «пока что» бьет мимо цели. Лучшее сохраняется для себя. Ценность заменяется цифрой, трагическое — аварией, судьба — статистикой, герой — преступником, князь — бонзой, Бог — «добром». Человек не показывает, что верит в какие-то ценности, если не хочет, чтоб его зачислили в дурную компанию.

Господин в цилиндре идет по rue de Lappe. Прохожий шепчет ему: «Его здесь носят только сутенеры».

Во второй половине дня дальние хождения по Кампо Верано, во время которых рядом со мной среди могильных рядов, словно теневая птица [762], периодически оказывалась какая-то вдова.

Забастовка почтальонов еще продолжается: она ведется за приемлемые условия отпуска.

В первой половине дня к Аппиевой дороге. На могиле Сципионов. Обнаружили ее только в 1780 году. Поразительно, сколько мертвецов предстоит еще поименно идентифицировать по надписям на темных саркофагах. Здесь я так сильно ощущал genius loci [763], будто был знаком с покоящимися там.

Неподалеку колумбарии, которые были открыты лишь в 1928 году. Это указывает на неисчерпаемое богатство подземного города. К этим могилам с урнами ведет много ступеней, прорубленных в туфе, расщелины которого заросли венериным волосом [764]. Мы спустились в могилу одного вольноотпущенника Августа, Помпония Хила, к пеплу которого здесь был добавлен пепел его супруги Помпонии. Было прохладно и влажно, точно в колодце, «molto fresco» [765], как сказал смотритель, отомкнувший нам дверь. Семью Помпониев в их доме часто навещал Август, а также, я полагаю, Тиберий. Для урн были сделаны ниши в стенах и в двух колоннах, одна из которых еще стоит. Некоторые фрагменты живописи в хорошем состоянии, несмотря на влажность. Похожую картину я уже видел в Сирии: вся семья мирно группируется вокруг отца. Я не могу избавиться от чувства, будто отношусь к ним. Правда, у этрусков оно охватывало меня острее; сожжение вредит персональной ауре.

Окрестности Porta Latina [766]: опять мир сам по себе. Возле San Giovanni in Oleo [767]на нас внезапно обрушился ливень, от которого мы спрятались в базилике a Porta Latina. Потом поехали к древнему San Clemente, посвященному третьему преемнику Петра, Клименту Римскому (88–97). Как и многие церкви, эта тоже покоится на еще более старых постройках, как императорской эпохи, так и республиканской. Они были вскрыты во второй половине прошлого столетия; тщательные раскопки уводили вниз через три слоя: сперва на раннюю базилику, после грабежа разрушенную и засыпанную норманнами под предводительством Гискара, затем на строения императорских и республиканских времен Рима. В самом низу было обнаружено святилище Митры третьего века христианской эры — то есть времени, когда при Аврелиане культ Митры был провозглашен государственной религией.

Мы начали с Митреума, подражающего гроту, — у стен ложа, в середине алтарь. Расположение указывает, что здесь внизу не только смотрели и изображали мистерию, но и совершали ее.

Фронтальная стенка алтаря показывает Митру в позе, которая повторяется во многих его храмах. Правой рукой бог убивает быка, закрывая ему глаза левой. Внизу змея и собака (или лев?) пьют его кровь. На обратной стороне тоже изображена огромная змея.

Помещение проникнуто настроением противоположности и единства смерти и жизни. Я спросил себя: почему бог солнца почитается в гроте? Ответ, вероятно, кроется именно в этой противоположности. Уже такие вопросы ослабляют правду картины, которая должна чувствоваться, а не объясняться. Сильнее подчеркивая ту или иную подробность, мы изымаем ее из целого. Например: «Митра убивает первобытного быка» — это распространенная интерпретация, но она не отдает должного благодати и изобилию, которые следуют за деянием. «Приносит в жертву» было б уместней.