Франц фон Папен - Вице-канцлер Третьего рейха. Воспоминания политического деятеля гитлеровской Германии. 1933-1947

Несмотря на все данные мне обещания, игнорируя результаты моей четырехлетней работы, Гитлер провел аншлюс насильственным путем, причем, вопреки всем предостережениям и мрачным пророчествам, избранный им путь оказался самым прямым и удачным. Между двумя государствами не только не произошло вооруженного конфликта, но и ни одна из иностранных держав не посчитала для себя возможным вмешаться. Они заняли такую же пассивную позицию, что и в момент восстановления в Германии всеобщей воинской повинности или при ремилитаризации Рейнланда. В результате Гитлер перестал прислушиваться к советам всех тех, кто хотел, чтобы он проявлял в своей внешней политике умеренность.

Если бы Шушниг более внимательно отнесся к моим соображениям и если бы он своевременно известил меня о переписке с Герингом, то события, быть может, можно было направить по куда более умеренному пути. Если бы я осознавал, какого влияния добилось радикальное крыло партии, и если бы знал, что обсуждается вопрос о моей отставке, то мог бы в очередной раз предпринять новые шаги, чтобы противостоять влиянию радикалов на Гитлера. Мое увольнение от должности 4 февраля доказывало, что Гитлер наконец понял: ему не удастся с моей помощью проводить политику агрессии.

Возвращение в Германию. – Упрямство Риббентропа. – Обращение к королю Швеции. – Итальянское вторжение в Албанию. – Предложение поста в Анкаре. – Мои условия. – Гитлер денонсирует военно-морской договор. – Прибытие в Стамбул. – Опасения Турции. – Я выступаю посредником между Риббентропом и Чиано. – Новое свидание с Гитлером. – Риббентроп летит в Москву. – Война с Польшей. – Поражение Германии неизбежно. – Три возможности

Вернувшись из Австрии в Германию, я уехал к себе домой в Валлерфанген. Имение располагалось в середине одного из участков линии Зигфрида [163], и удовольствие от возможности посвятить некоторое время семейным и личным делам после шестилетнего беспрерывного труда было омрачено видом всех этих приготовлений к новой войне. Кроме того, я по-прежнему ожидал казавшегося неминуемым ареста и суда по обвинению в государственной измене за отправку в Швейцарию архива своих докладов Гитлеру.

Кеттелер и Кагенек поместили их в Цюрихе в банковский сейф, принадлежавший одному из кузенов Кеттелера. Кстати говоря, смерть Кеттелера не была связана с этой операцией, поскольку его «исчезновение» произошло еще до того, как гестапо получило возможность завести следственное дело. Тем не менее последующее расследование выявило, во всей вероятности, достаточно фактов для того, чтобы определить место, где были скрыты документы. Если бы сотрудникам гестапо удалось получить эти бумаги, они были бы для Гейдриха чрезвычайно полезны как оправдание «исчезновения» Кеттелера перед Гитлером и Герингом, не говоря уже о возможности свести счеты со мной. Вальтер Хаген, замечательно хорошо информированный сотрудник абвера, утверждает в своей книге «Die Geheime Front» («Тайный фронт»), опубликованной после войны, что Гейдрих никогда не смог простить себе, что позволил мне спастись во время путча Рема. «Вплоть до самой смерти Гейдриха один из сотрудников его секретной службы имел постоянный приказ любой ценой ликвидировать Папена», – пишет Хаген.

В Швейцарию я не отправлял никаких документов, которые могли бы послужить гестапо материалом для фабрикации против меня обвинения. Мой исходный проект завещания Гинденбурга, вопреки некоторым получившим распространение слухам, не входил в число положенных на хранение бумаг. Но я не был уверен в том, что там не могли оказаться какие-либо заметки самого Кеттелера, касавшиеся его планов устранения Гитлера или наших бесед по этому поводу. Поэтому я решил отправить в Цюрих Кагенека, снабдив его удостоверением службы дипломатического курьера, для того чтобы он привез документы назад в Германию прежде, чем его вынудят сделать это судебным постановлением. Кагенек пришел к выводу, что невозможно уместить всю массу бумаг – это были плоды четырехлетней работы – в сумку для дипломатической почты без риска при пересечении границы привлечь к себе внимание агентов гестапо. Поэтому он сжег большую часть документов, привезя мне оставшиеся.

Тем временем гестапо пронюхало о наших действиях. Начальник курьерской службы министерства иностранных дел предупредил меня, что Кагенека собираются арестовать. Он, однако, сумел бежать в Швецию. Тогда я решил, что лучше всего будет вернуть оставшиеся документы Гитлеру с просьбой лично перечитать их и в случае, если он усмотрит в них признаки измены, предать меня суду. Я повторил, что после своего неожиданного увольнения отправил их в Швейцарию только для того, чтобы иметь возможность доказать, какого рода политику я проводил в Австрии. В это время гестапо шло в Цюрихе по следу, но в результате его сотрудникам был продемонстрирован только пустой сейф. Напряженная ситуация затянулась на несколько недель, пока более важные события не заставили Гитлера и Геринга распорядиться, чтобы Гиммлер и Гейдрих бросили заниматься этим делом.

О судетском кризисе я впервые узнал из газет. Мое единственное вмешательство в переговоры в Годесберге [164]заключалось в отправке телеграммы на имя Гитлера и письма, написанного мистеру Невиллу Чемберлену уже после завершения мюнхенской встречи. В телеграмме я напоминал Гитлеру о его торжественном обещании принести германскому народу мир и умолял его не упустить случая достичь согласия с Великобританией. Мистера Чемберлена много критиковали, причем, на мой взгляд, несправедливо, за его визит в Германию и за Мюнхенский пакт. Он имел в виду две цели – выиграть время для завершения программы перевооружения Великобритании и, что самое главное, сохранить на достойных условиях мир. Необузданная радость простых людей в Германии, выплеснувшаяся в момент, когда войны, казалось, удалось избежать, служила достаточным признанием его мужества, проявленного в этих поездках. Кое-что из вышесказанного я сообщил мистеру Чемберлену в длинном письме. Его ответ затерялся во время войны, но я помню одну фразу, содержавшуюся в нем: «Я очень рад, что мне удалось прикоснуться к сердцу Германии». Нам предстояло очень быстро расстаться со своими иллюзиями. Речь Гитлера, произнесенная в начале ноября в Саарбрюккене, продемонстрировала его раздражение британскими планами перевооружения. В то время когда Риббентроп подписывал в Париже консультативный пакт, необходимость которого я так долго отстаивал, изменчивый темперамент Гитлера уже подрывал надежды на европейское урегулирование.