Франц фон Папен - Вице-канцлер Третьего рейха. Воспоминания политического деятеля гитлеровской Германии. 1933-1947

На всем протяжении насыщенного событиями января 1933 года вопрос об одобрении президентом или мной правительства Гитлера не возникал. Обстановка предшествовавших месяцев лишила всякого смысла – в основном по причине потрясающей безответственности политических партий – наши усилия, направленные на предотвращение развития этих событий. По выражению известного социалистического лидера Носке, «люди, считавшие себя выразителями общественного мнения, продемонстрировали такую степень слепого фанатизма, аналога которой невозможно найти в истории политических партий. Они сопротивлялись любым мерам, направленным на сохранение тех самых институтов власти, представителями которых сами же и являлись». Неспособность уловить требования ситуации привела к тому, что правительство Брюнинга начиная с 1930 года было вынуждено управлять страной при помощи чрезвычайных декретов. Кабинеты, составленные мной и Шлейхером, а затем и правительство Гитлера являлись просто частью логически обусловленной цепочки событий. Тем не менее, настаивая на ответственности политических партий за происшедшее, я нисколько не стремлюсь преуменьшить или вовсе отрицать свою собственную ответственность. Эта книга представляет собой в такой же мере хронику совершенных мной ошибок, как и описание обстоятельств, в которых мне приходилось действовать.

Было совершенно ясно, что далее невозможно игнорировать политическое движение, располагающее поддержкой почти сорока процентов населения. Оно показало полную готовность из тактических соображений, чтобы иметь перевес в голосах, отказаться от сотрудничества со всеми буржуазными партиями заодно с социал-демократами. Я всегда доказывал, что единственная возможность обуздать нацистов заключается в том, чтобы пригласить их к участию в управлении и заставить нести подобающую долю ответственности перед обществом. Наши попытки привлечь их на второстепенные роли в правительстве провалились, в результате чего занятие ими доминирующего положения в правительстве стало неизбежным. Громадный всплеск массового энтузиазма, вызванный назначением Гитлера, показал, каким нелегким делом будет направить эти силы в нормальное русло. Большинство лидеров остальных политических партий по-прежнему считали, что произошла обыкновенная смена правительства и что новый кабинет– однодневка ничем не отличается от всех предыдущих – очередной эксперимент, обреченный на провал. Сам Брюнинг 30 января отметил, что доволен принятым наконец решением и уверен, что эксперимент закончится неудачей. И он, и доктор Каас, так же как и другие политические фигуры, вновь появившиеся на сцене после войны, голосовали за принятие закона об особых полномочиях. Даже Шлейхер, который, вероятно, знал нацистское движение лучше всех, был убежден, что Гитлер скоро порвет с консерваторами и следующее правительство будет сформировано с участием его самого, Гитлера и Брюнинга.

Совершенно иначе думали фанатичные революционеры внутри нацистской партии. Они рассматривали законный приход к власти как первый шаг на пути к своей конечной цели. «Ночь длинных ножей» не была отменена, ее только отсрочили. Легенда о том, что Гитлер пришел к власти с помощью маленькой группы юнкеров, генералов и промышленников, является чистейшей фантазией. Его движущей силой были разнородные массы сторонников, объединенных общими целями. Они не имели представления о том, каким образом эти цели могут быть достигнуты, но у них было простое, инстинктивное понимание того, что «что-то должно измениться. Дальше так продолжаться не может».

Некоторые промышленники, такие, как Тиссен, Кирдорф и Шредер, видимо совместно с некоторыми деятелями из-за границы, предоставили в распоряжение нацистов значительные средства, поскольку видели в них союзников в своей борьбе с угрозой большевизма. Но отношение основной части промышленных кругов оставалось прохладным, что проявилось во время первого выступления Гитлера в «Индустриальном клубе» в Дюссельдорфе. Следует также помнить, что в то время, как и в наши дни, все вообще партии – за исключением коммунистов – получали от промышленности те или иные субсидии.

Еще одной определяющей силой в этой ситуации являлась армия. Она по-прежнему была организована в духе и традициях имперской Германии. Армия рассматривала Веймарскую республику как нечто чужое ей по своей природе, как временную форму государственной организации, с которой военные не имеют никаких глубинных связей. Тем не менее армия присягала на верность республике и ее конституции, и этот подсознательный конфликт лояльностей приводил к возрастанию внутренней напряженности. Представление военных о государственной власти, так долго пестовавшееся в прусской армии, находилось в естественном противоречии с веймарской системой правления, а потому едва ли удивительно, что молодое офицерство стало рассматривать нацистское движение с известной долей одобрения. Осенью 1930 года в Лейпциге на процессе по обвинению в государственной измене открылись масштабы распространения в армии нацистских партийных ячеек. Три молодых офицера обвинялись в создании в своем полку четырнадцати таких групп. Процесс вызвал в то время значительный переполох, и Гитлеру, привлеченному в качестве свидетеля, был задан вопрос, насколько совместимы партийные установки нацистов с применением нелегальных методов, направленных на свержение институтов власти Веймарской республики. Он ответил в том смысле, что его партия намерена использовать исключительно законные и не противоречащие конституции средства для достижения своей цели, которая состоит, действительно, в ликвидации веймарской демократии. Людин, один из обвиняемых, впоследствии вошел в число руководителей СА и стал представителем Гитлера в Братиславе. Многие из офицеров более старшего возраста, такие, как адъютант Шлейхера в Генеральном штабе майор Отт, также считали, что рейхсвер может с успехом использовать штурмовиков из СА на востоке в составе сил пограничной охраны. Это мнение было еще одним проявлением противоречий между политикой правительства и представлениями вооруженных сил о нуждах обороны. Вопрос заключался не в «нескольких генералах», отчасти способствовавших событиям 30 января, а в настойчивом желании всего офицерского корпуса иметь твердую власть и сильное правительство. В любом случае армия являлась только частью общества, психологическое состояние которого в тот период дает реальное объяснение тогдашним событиям.

Возможно, что иностранцам, привыкшим рассуждать в терминах парламентских процедур, трудно понять, как могла вся нация принять Гитлера с такой готовностью. Но даже это соображение не оправдывает существование представленной в обвинительном заключении Нюрнбергского трибунала теории коллективной уголовной ответственности, которая объясняет появление Гитлера обширным заговором в среде германского народа. Эта теория полностью игнорирует изменения в менталитете целой нации, произошедшие в социальных и политических условиях, обеспечивших питательную среду для идеологии национал-социализма. Демократия веймарского толка оказалась не в состоянии решить проблемы послевоенного мира. Очень много людей перестали верить политическим партиям, которые проявляли склонность оценивать любые события с точки зрения обеспечения их собственных политических выгод, а не исходя из интересов страны. Военное поражение, инфляция, крах экономики в начале тридцатых годов, рост безработицы, пролетаризация среднего класса и отсутствие всяких перспектив для молодежи – все эти факторы способствовали созданию положения, как по заказу подходящего для распространения в обществе коммунистических взглядов. Радикальные идеи и поведение начали вытеснять старый порядок. Марксистские материалистические концепции сломили моральную устойчивость целых слоев населения. Христианские идеалы, которые одни были бы в состоянии послужить противовесом этой угрозе, потеряли свою привлекательность. Молодое поколение, лишившись опоры в христианстве, искало и находило замену ему в Гитлере и его программе. Вакуум заполнялся смесью социалистических и националистических лозунгов. Не следует забывать, что основная поддержка нацистов исходила именно от этого поколения, влияние на которое остальных политических партий постепенно сошло на нет. Немцев обвинили в неспособности понять, куда заведут их идеи Гитлера. Сейчас можно с легкостью забыть, что в то время основным врагом представлялся коммунизм, наилучшую, если вообще не единственную защиту от которого многие люди видели в гитлеровском движении. Народ постепенно потерял веру в способность веймарского парламента и безответственных политических партий бороться против возраставшего общественного неравенства и бедственного положения населения.