Юрий Безелянский - 99 имен Серебряного века

Георгий Иванов, воплотивший в своих стихах трагизм существования, по оценке Романа Гуля, был единственным в русской литературе экзистенциалистом, экзистенциализм которого уходит корнями «в гранит императорского Петербурга».

Поэт-долгожитель. Декадент? Футурист? Имажинист? Соцреалист? И то, и другое, и третье… А точнее, романтик, которому выпало жить в бурное время и который, к удивлению, выжил, минуя все рифы и преграды. Его лодка, в отличие от лодки Маяковского, не разбилась о быт. И он, не в пример Есенину, не полез в петлю. Поэт-конформист, хотя в данном случае это не должно звучать как осуждение. Каждому — свое. Кому — буря и натиск. Кому — тишь и гладь.

Михаил Ковалев родом из дворянской семьи, и согласно семейной традиции должен был стать военным, но им не стал, хотя и закончил Тифлисский военный корпус. Однако, обучаясь там военному делу, начал писать стихи, подражая модному Надсону, и, возможно, «отрава стихов» его и погубила, и он пошел по скользкой поэтической дорожке. Сначала учился в Петербургском университете, а потом закончил юрфак Московского, и в 1915–1917 годах служил в канцелярии государственного контроля в Петрограде. Его запомнили как корректного, благоразумного, безукоризненно аккуратного молодого человека, но при этом он удивлял своими поэтическими «безумствами». В 1912 году на страницах большевистской газеты «Звезда» напечатал протест против «сытых»:

Многие подумали: родился новый поэт-демократ, но Ковалева, будущего Рюрика Ивнева, мало интересовали политические и социальные вопросы, его больше трогала собственная судьба, собственные метания и крайности:

В 1913 году выходит первая книга стихов «Самосожжение», подписанная псевдонимом «Рюрик Ивнев». В ней тревога, смятение, боль, сплошная лирическая рефлексия:

Затем вышли сборники «Пламя пышет» (1913), «Золото смерти» (1916).

Поэтесса Вера Аренс увидела в Ивневе родственную душу и назвала его «поэтом города, его неумолимых законов, его ужаса и грязи». Михаил Кузмин посчитал его самым талантливым из молодых поэтов. Но были и другие мнения, некоторые критики отмечали в стихах Рюрика Ивнева сладострастное самобичивание, манерную истерику. «Карамазовщину» и «Передоновщину».

Вращаясь в литературных кругах Петербурга, посещая литературные салоны и кабаре, общаясь со всем поэтическим Парнасом, Рюрик так окончательно и не определил для себя, с кем ему быть. Символисты ему были, вроде бы, не по возрасту. Футуристы — ровесники, значит, ближе, но, как заметил Корней Чуковский, Ивнев «футуристом лишь притворялся». В «Новом журнале для всех», в сентябрьском номере за 1915 год появилась такая оценка Ивнева: «Под обложкой с кубическими мальчиками остался обыкновенный петербургский мальчик, беспомощный и грустный, как-то по-женски несчастный и… безалаберный, интимно и нервно рассказавший нам о Петербурге… и о себе… изнервничавшемся, усталом и больном».

Познакомившись с Сергеем Есениным, Рюрик Ивнев забросил футуризм и примкнул к имажинизму. В своих мемуарах Анатолий Мариенгоф вспоминает, как шумно проходил в кафе поэтов вечер «Явление народу имажиниста Рюрика Ивнева» и какой успех имело его четверостишие:

А неизвестность стояла уже на пороге и имя у нее было волнующее красивое: Революция!

так писал Рюрик Ивнев в декабре 1918 года. Но это в стихах. А в жизни надо было думать о… жизни! И он становится сначала добровольным помощником, а затем официальным секретарем у большевистского наркома Анатолия Луначарского. В письме к Брюсову 4 декабря 1920 года Луначарский писал: «…т. Ивнев уже по одному тому, что он буквально в самый день Октябрьской революции явился ко мне с предложением своих услуг по немедленному налаживанию связи между Советской властью и лучшей частью интеллигенции, по тому, что он с большим мужеством в один из ближайших к революции дней выступил с горячей защитой в то время отвергаемой почти всей интеллигенцией новой власти, заслужил самое внимательное к себе отношение».

Итак, Рюрик, товарищ Ивнев попал в «лучшую часть интеллигенции», а посему Луначарский не только рекомендует его стихотворения к изданию, но и способствует тому, что в 1920 году Ивнев становится председателем Всероссийского союза поэтов. Можно сказать и так: Рюрик Ивнев сделал в жизни правильную ставку. Однако вышедший при советской власти первый сборник «Солнце во гробе» свидетельствовал, что противоречивые бури в душе Рюрика не улеглись.

Дальнейшая жизнь Рюрика Ивнева пошла по накатанной дороге, строго придерживаясь правил, установленных советской властью. О нем пишут «как о горячем приверженце социализма» и совсем не упоминают его предреволюционные литературные грехи и метания.

В 1936–1950 годах он жил в Грузии, с 1950-го в Москве. Выходили многочисленные сборники стихов, прозаические произведения — трилогия «Любовь без любви» (1925–1928), автобиографические повести «Богема» и «У подножия Мтацминды» (1973), перевод поэмы Низами «Семь красавиц»… Как спецкор «Огонька» Рюрик Ивнев много путешествовал по стране. Основная тема его творчества: природа и любовь. Давно забыты футуристическо-имажинистские выверты, Ивнев — признанный мастер ясного, прозрачного, классического стиха.

Значит, все же болела. Как и любому старому человеку, а тем более поэту, не давала покоя. В 1966 году в свои 75 лет Рюрик Ивнев пишет стихотворение «Ночь в Барвихе»: