Юрий Безелянский - 99 имен Серебряного века

Это было написано в 1915 году. А за год до этого знаменитое «Танго с коровами», которое начинается с признания, что «жизнь короче визга воробья», а посему:

Коровы, лошади… Во время своих цирковых выступлений в Тифлисе в 1916 году Каменский выезжал на арену на белой лошади в костюме Стеньки Разина и декламировал свои стихи, все тоже грозно-лихое «Сарынь на кичку!».

Как ни странно, но с революцией ухарство Каменского стало сходить на нет. Правда, всплески еще были, вроде «Декрета о заборной литературе, о росписи улиц, о балконах с музыкой, о карнавалах искусств». Но дальше все как-то застопорилось, хотя Каменский и провозглашал:

Каменский много писал: книги «Звучаль веснянки», автобиографическая «Его-моя биография», мемуары «Путь энтузиаста» (1931) и «Жизнь с Маяковским» (1940), поэмы о Каме, «Урал», «Колхозная честь» (1937), романы «Скандальный мертвец» (1927), «Пушкин и Дантес» (1928), прозаические произведения переделывал в пьесы, где не Дантес убивал Пушкина, а Пушкин убивал Дантеса, и т. д. Но все писания Каменского, по справедливому утверждению критиков, оставались за пределами большой литературы.

Революция была давно забыта, в СССР строилась новая империя, которой был нужен большой имперский стиль, а не художественное новаторство, и поэтому формула Каменского «Поэзия — праздник бракосочетания» уже никак не работала.

это никого не трогало и никого не интересовало. Стихи Каменского стали отыгранной лирической картой. Что касается истинных знатоков, то Каменский их давно перестал интересовать. Примечательна запись в дневнике Корнея Чуковского в марте 1922 года: «Сегодня я писал о Вас. Каменском. Это все равно, что после дивных миниатюр перейти к маляру».

Маляр — это Каменский, а кто автор «дивных миниатюр»? Американский писатель Генри Джеймс.

Свое 60-летие Каменский встретил в тбилисской больнице, где ему ампутировали ногу (застарелый тромбофлебит). Через год — вторую. Но даже будучи инвалидом, Василий Васильевич сохранял бодрость духа. И продолжал писать без каких-либо трагических нот. До конца своих дней Каменский был в упоении языковой стихией и пребывал в безудержном «песне-пьянстве». Творил оставшуюся незаконченной поэму «Ермак Тимофеевич».

Ко всем недугам прибавился и тяжелый инсульт. В середине 50-х годов, владея только одной левой рукой, Каменский в Сухуми, куда его вывезли, рисовал веселые пейзажи в стиле народных примитивов. И еще он любил рисовать летящих птиц, очень напоминающих самолеты.

Богатырь, веселый футурист и «голубоглазый летчик» скончался в Москве, в возрасте 77 лет. «Чурлю-журль» отзвенел и отсмеялся.

В народе популярна песня «Живет моя отрада в высоком терему», а иногда можно услышать и такое выражение: «К порке да к корке… народ наш привычен». И песня и выражение принадлежат поэту и прозаику Сергею Клычкову. Ныне имя его мало кто вспоминает, а жаль: удивительный был лирик, стихи которого «выпекались из сердца и покоряли живой лиричной сказочностью», — как сказал о нем его университетский друг П. Журов. А Сергей Городецкий написал о Клычкове:

Появился на свет Сергей Клычков в крестьянской старообрядческой семье и действительно «в малиннике», где «меня мать скинула, спутавши по молодости сроки», — писал Клычков в «Автобиографии». Начальное образование получил в Талдоме и Москве. Затем учился на двух факультетах Московского университета (на естественном и историко-филологическом), но ни одного не закончил и в 1913 году был исключен из университета. В Москве сблизился с Борисом Пастернаком, Сергеем Коненковым и Борисом Садовским.

Первые книги: «Песни: Печаль-радость. Лада. Вова» (1911) и «Потаенный сад» (1913). Если первая книга вызвала в основном критические отзывы («Не хватает складной речи» — М. Волошин), вторая, напротив, — хвалебные, мол, появился «прелестный и нежный поэт». Клычков, по существу, возродил жанр народной лирической песни и ввел в свои стихи образы Леля, Лады, царевны Дубравны и других сказочных героев. В целом его «Потаенный сад» — это прибежище от всех зол машинной цивилизации, которую поэт начисто отрицал. Поэзию Клычкова критик Вячеслав Полонский сравнивал с «зеленым клейким листочком только что распустившейся почки», которая «несет большую радость, ибо говорит истомленной душе о весне и солнце».

Клычков резко выступал против футуристов-имажинистов, отстаивая позиции классической ясности, строгой простоты и народности.

Клычков, по словам его современницы Надежды Павлович, «был похож на стилизованного былинного доброго молодца. И говорил он непросто, медленно, с запиночкой, разузоривая свою речь прибаутками; казалось, он подчеркивает, что вот я вроде и темный человек, балакирь, а науку превзошел и Клюева, Белого, Блока и Брюсова знаю, в московском кружке „Свободная эстетика“ бывал. Но чувствовалось в нем что-то простодушное, а главное, уж очень любил он слово как таковое, и вышивал он свою речь этими народными словами, любуясь ими, а не собой, потому что был он поэтом по всему своему душевному складу, даже когда писал свою прозу».

Среди архива Клычкова есть «Неспешные записи». Вот одна из них: «Книги — как блудницы: одни нежатся в шелковых и сафьянных альковах переплетов, другие, как римские волчицы около термы, щеголяют в чем мать родила. Ни того, ни другого я не люблю, хотя сам лично в книгах стараюсь не лгать, не отказывая себе в этом удовольствии в жизни».

Но вернемся к биографии. Сергей Клычков — участник декабрьского восстания 1905 года в Москве. Участник Первой мировой войны. Революцию принял безоговорочно. «В 1917-м в Балаклаве один из первых снял с себя офицерский мундир и перешел в солдаты, — отмечал Клычков в „Автобиографии“. — Когда началась гражданская война, выступал на митингах в защиту большевиков. Был контужен, лежал в санатории Александра III в Москве».

Выпускает сборники «Кольцо Лады», «Дубрава», «Домашние песни». Затем Клычков обращается к прозе: «Сахарный немец» (1925), «Чертухинский балакирь» (1926), где все сплетено из мифов, преданий и поверий; «Князь мира» (1927). Планы у Клычкова были грандиозные: раскрыть жизнь русской деревни, начиная с времен крепостничества и кончая революцией. Но этим планам не суждено было сбыться… Последняя книга Клычкова — сборник стихов «В гостях у журавлей» вышла в 1930 году. К этому времени Клычкова уже рвали на куски. Ему прочно приклеили ярлык «бард кулацкой деревни», и одна из эпиграмм гласила: