Юрий Безелянский - Знаменитые писатели Запада. 55 портретов

В одном из интервью Эжен Ионеско говорил: «Мы — Беккет, Адамов и я — создали „трезвый“, „искушенный“ театр, драматургию без иллюзий. Эта драматургия выводила на сцену „голое“ человеческое существование, то есть чистейший экзистенциализм. При этом мы особое внимание обращали на язык. Мы убивали слова, их пустую лозунговость, их идеологию — убивали буржуазный театр. Сначала я считал, что театр призван выражать живые эмоции. В моей первой пьесе „Лысая певица“ текст служит только опорой, поддержкой для эмоций, но постепенно слова становятся бессмысленными, они взрываются. Позднее я писал и более традиционные пьесы…»

Говоря об истории мирового театра, Ионеско подчеркивал, что он постоянно деградирует. «Во времена Расина театр играл важную роль. В театре была Любовь. Люди умирали от любви. В XIX веке в театре тоже была любовь. Но с XIX века в театре стали говорить о ней часто с насмешкой. Ирасинианская любовь превратилась в адюльтер…» Что, кстати, мы с вами и наблюдаем сегодня. Вместо любви сплошное тяготение тел. Или секс — как лекарство от скуки.

Ионеско — выразитель самой важной проблемы — эксзистенциальной проблемы человека: его отчаяния, трагизма его судьбы, смехотворности его судьбы, абсурдности его судьбы.

В пьесе «Стулья» (ее не раз в последние годы ставили на российской сцене) представлена история двух стариков, которые живут на маяке на пустынном острове. Чтобы как-то развеять скуку своего существования, они организуют у себя «прием». К ним, естественно, никто не приходит. Но старики ведут себя, словно к ним являются гости, все новые и новые люди, и они приносят для них все больше и больше стульев. В конце концов стулья заполняют всю сцену и он становится причиной гибели героев пьесы. Таков вот сюжетец.

В пьесе Ионеско «Жертвы долга» мещанская чета — Шубер и его жена Мадлен — мирно коротают вечер. Внезапно появляется полицейский, разыскивающий привратницу. Тронутые молодостью и скромностью полицейского, супруги приглашают его к себе, угощают кофе. Обласканный гость постепенно превращается в тирана и палача. Он начинает допрашивать Шубера по поводу того, как писалось имя прежнего жильца этой квартиры — Малло (Mallot) с буквой «т» или «д» в конце. Шубер никогда не знал Малло, но детектив ему угрожает, и измученный Шубер наговаривает на себя. Следует ряд превращений, наконец появляется новый персонаж Николай, он убивает детектива и сам выполняет функцию полицейского и тоже становится «жертвой долга». А долг по своей сути абсурден: кому нужна правда об орфографии фамилии Малло?!..

Я специально кратко рассказываю содержание нескольких пьес Ионеско, ибо не всем читателям удастся посмотреть их на сцене, некоторое представление о них надо иметь (пьесы Ионеско тоже входят в культурный багаж интеллигентного человека).

«Жертвы долга» — это притчевый рассказ о том, что любой долг перед обществом лишен смысла, как «проблема Малло». Выполнение всякой обязанности перед каким бы то ни было «законом» социальной жизни связывает, унижает человека, умерщвляет его мозг, примитивизирует чувства, превращает мыслящее существо в автомат, в робота, в полуживотное. Так случилось и с робкой женщиной Мадлен, которая считала, что люди должны быть «хорошими гражданами», «подчиняться законам», «выполнять свой долг», «иметь чистую совесть», и с независимым Шубером, который дал себя обмануть мнимой мягкости носителя закона — полицейского, а потом был сломлен и духовно умерщвлен его беспощадной жестокостью, и даже с Николаем, который убил «закон», но сам не смог освободиться от гипнотической власти его традиций. Власть всегда при помощи пропаганды и опираясь на законы стремится поставить человека ниже себя, унизить его, растоптать, довести до состояния послушного и покорного, или, как мы говорим сегодня: зомбировать каждого члена общества, каждого избирателя.

Мамаша Пип из пьесы Ионеско «Убийство для заработка» демагогически вещает избирателям: «Я обещаю все изменить, чтобы все изменить, не нужно ничего изменять. Меняют названия, но не вещи… Мы будем преследовать, но будем наказывать и вершить правосудие. Не будем колонизировать, но будем оккупировать, чтобы освободить. Принудительная работа будет называться добровольной. Война будет называться миром».

Один из шедевров Эжена Ионеско — пьеса «Носорог» — рассказ о превращения людей в тупых, опасных и коварных животных. Эта метафора тоталитаризма в любых его ипостасях, история коллективной «идеологической» эпидемии, история людей, имеющих твердые «убеждения». Под носорогами, как заявлял Ионеско, он имел в виду прежде всего нацистов, но не только. «Носорожье» — это всякая идеология, превратившаяся в «догму», в «идолопоклонство», в «новую доктрину» или «новую религию», коллективное безумство, овладевающее массами, что мы знаем с вами из истории фашистской Германии и Советской России. Почему Ионеско выбрал именно носорогов? Драматург искал образ животного, устрашающего и упрямого, которое все сметает на своем пути. И однажды, листая энциклопедию, наткнулся на рисунок носорога. Выбор, по его собственным словам, не совсем удачный. Для его замысла подошли бы больше бараны, но они слишком «мягкотелые» животные, и сразу вспоминается наш Пушкин:

Баранов, соответственно, пасут, стригут и режут — таков их удел В сущности, мои носороги, — признавался Ионеско, — это спятившие бараны. Они могут быть правыми, левыми или центристами, фашистами и коммунистами, либералами и консерваторами. Они существуют во всех режимах.

Интересно, что, спустя полвека после «Носорога» Ионеско, в 2005 году Андрей Вознесенский напишет своего «Носорога», правда, без всяких ссылок на своего французского предшественника.

Но до абсолютного «носорожья» было еще далеко, и тогда, в 60-е годы Эльза Триоле, мнение которой высоко ценилось в СССР, подкинула идею поставить «Носорога» на советской сцене, мол, это уничтожающая критика буржуазного общества. Пьесу тут же перевели на русский и попросили Ионеско внести кое-какие исправления в текст, чтобы у советских зрителей — упаси Бог! — не возникло никаких ненужных параллелей и опасных ассоциаций с обществом, в котором ему было суждено жить. Ионеско категорически отказался, и «Носорог» в те годы так и не появился на нашей театральной сцене.

Уместно отметить, что у Ионеско было четкое и ясное отношение к коммунизму вообще и к советскому в частности. В интервью, данном им «Независимой газете» (14 февраля 1991), он отмечал: «В Восточной Европе происходит падение коммунистического режима. Это означает, что коммунистическому движению не удалось достичь своих целей, коммунизм — это апогей, финальная точка Французской революции 1789 года, которая также не достигла своих целей. Революционеры 1789-го хотели установить Свободу, Равенство, Братство, а вместо этого они установили эксплуатацию человека человеком. Они хотели ликвидировать эксплуатацию, а вместо этого получили коммунизм, который привел к полному развалу в политике, экономике, нравственности. Я считаю, что это — последний этап процесса, начавшегося 200 лет назад с французской революции».