Юрий Безелянский - Знаменитые писатели Запада. 55 портретов

«Ни одно общество не было в состоянии упразднить печали человеческие, ни одна политическая система не может освободить нас от тягот жизни, от страха смерти, от нашей жажды абсолютного…» — вот твердое убеждение Эжена Ионеско.

В пьесе «Этот ужасный бордель!» Ионеско вывел маленького человека, который, по существу, проспал всю жизнь и вдруг проснулся и ужаснулся увиденному, и начал истерически кричать: «Я должен был давно это понять. Какой фарс! Сногсшибательно! Какая ерунда! Такая отменная ерунда, дети мои… Какой бордель! Какой ужасный бордель!» Так истерически кричал маленький человек Ионеско, впавший в состояние как бы катарсиса наоборот: увиденное не очистило его душу, а сделало отпетым циником — полноправным действующим лицом той самой нелепой, сумасшедшей жизни, от которой он хотел отстраниться… Этот ужасный бордель! И куда от него деться?!..

Конечно, не все, что пишет Ионеско, сводимо только к трагедии. В его пьесах много комического, того, что критики назвали «метафизическим фарсом». Сам Ионеско говорил: «У меня, действительно, много фарсового, ибо весь мир являет собою фарс, мир — это розыгрыш, который Бог устроил для человека, и мы вступаем в Его игру, подчиняемся этой игре».

Одну из причин многих несчастий людей Ионеско видит в коллективизме, в стремлении людей сбиться в группы, в стаи. А людям, по Ионеско, нужно одиночество. Но одиночества нет. Есть одиночество толпы, близость другого, чувство чужого локтя в вашем боку. Человек постоянно в толпе, а толпа не имеет лица, не имеет индивидуальных черт. Это — чудовище, об этом, кстати, писали многие философы Запада.

«Я всегда был человеком одиноким, окруженным людьми, которых люблю, — говорил Ионеско корреспонденту „Известий“ в январе 1993 года. — Я боялся народных масс и всего того, что считаю вульгарным. Самое главное для меня — театр, моя жена, с которой мы вместе живем уже 55 лет, и дочь. Больше всего я ненавижу зло, а потом, наверное, буржуазный конформизм.

Наша жизнь, как и мой театр, абсурдна, смешна, ничтожна и печальна, — продолжал Ионеско свою исповедь пришедшему журналисту, — то, что мы с вами сидим, беседуем о разных вещах, мне кажется каким-то непонятным чудом… Самое важное в жизни — Бог. Искусство не имеет никакой цели, но человек неверующий может заменить веру искусством… Что же касается религии, то она дает слишком простые ответы на самые мучительные вопросы. Разумеется, надо возлюбить ближнего. Но в отличие от святой Терезы, которая хотела отправиться в ад, чтобы спасти заблудшие души, я к этому не готов. Да к тому же боюсь жары…»

В 1971 году, в возрасте 59 лет Эжен Ионеско попал в пантеон «бессмертных» — его избрали членом Французской академии. Его туда приняли, — бунтаря и философа, «едкого наблюдателя, безжалостного коллекционера людских глупостей и образцового дураковеда», как выразился один из французских критиков. Почему дураковеда? Очевидно, потому, что в майские студенческие волнения 1968 года в Париже мэтр поддержал бунтующих и их лозунги: «Запрещено запрещать!» и «Бог умер, Маркс умер, и я тоже себя неважно чувствую». Но это интеллектуальное фрондерство никак не испортило репутацию Ионеско, а лишь добавило чуть пикантности, и вот он — академик. И тут же последовало его ироничное замечание: «Значение этого института (Французской академии. — Ю.Б.) заключается в его полной бессмысленности. Главная привилегия академиков — сидеть в гостях за столом на самом почетном месте, справа от хозяйки…»

«Какова ваша концепция жизни и смерти?» — однажды спросил Эжена Ионеско один южноамериканский репортер, едва драматург ступил на землю с трапа судна с чемоданами в руках. Он поставил чемоданы, вытер пот со лба и попросил разрешения подумать над вопросом лет 20, не обещая при этом найти ответ.

Подобные вопросы Ионеско задавали все последние годы, полагая что он-то знает ответы. А он не стеснялся отвечать, что не знает. «Я не перестаю поражаться всему тому, что нас окружает, — говорил он. — Мне кажется, что люди существуют в бессмысленном мире. Как мы сюда попали? Почему на Земле больше зла, чем добра? Вот на этот вопрос, который я задаю себе всю жизнь, я так и не смог найти ответа».

В одном из интервью Ионеско сказал: «Человек всегда ищет абсолют. И нужно его искать и к нему стремиться. И никогда он не будет найден и достигнут. Никогда! Но никогда нельзя останавливаться. Надо любить. И не убивать».

— А чего вы больше всего страшитесь в жизни? — еще один из принципиальных вопросов к Ионеско.

— Смерти без Бога, — ответил Ионеско после большой паузы.

— А после смерти?

— Я надеюсь, что что-то будет. Я не знаю, верю ли я в это действительно. Я верю, что верю. Я как тот человек, который молился каждое утро: «Боже, дай мне веру в тебя!»

В Париже Ионеско жил не в слишком обширной квартире в доме 96 по бульвару Монпарнас. Разумеется, среди множества книг. В последние годы он выглядел плохо: лицо в мелких морщинах, тяжелые мешки под глазами. Но он продолжал трудиться. Помимо новых пьес, он написал роман «Отшельник» и еще много прозы: «Разбросанный дневник», «Прошедшее, настоящее — настоящее, прошедшее». И одна из последних книг — автобиографическая повесть «Прерывистый поиск».

Это печальная книга старого человека, которому есть что вспомнить и есть о чем сожалеть. Вот только маленький отрывок:

«Меня гложет тоска, что делать с тем небольшим количеством времени, которое мне осталось на жизнь? У меня нет ни к чему интереса, мне даже с друзьями скучно беседовать, а они навещают меня время от времени. Итак, что желать? Божественное недоступно мне. Я кубарем лезу вниз. Словно отпустил державшую меня руку Бога.

Только ради моей бедной жены я живу, вернее, прозябаю, существую.

Итак, что же дальше? С девочками покончено. Пить я не могу. Есть? Одни и те же блюда, и занимает это немного времени, скука, скука — вот что такое моя жизнь…»

«…Что я сделал за три четверти века, что прожил? Спал и проснулся: уже поздно, поздний вечер. Спал и потерял время, а время потеряло меня. Но может быть, никогда не бывает поздно? Оно еще придет. Оно может появиться в последний момент, в последнюю минуту, в последнюю секунду…»

«…Вчера вечером: странное покалывание, озноб в плечах, в спине, необъяснимое, нервирующее покалывание, холодные мурашки вызвали у меня чувство, что не доживу до утра, что меня поразила смертельная болезнь. Увы, конечно, плохое кровообращение. Да-да, я иду навстречу ледяному холоду, невидимым снегам, неосязаемым ледникам… меня всегда преследовали страхи, даже в ранней юности: в 18, 19 лет я был, как говорили тогда, психостеником… Но тогда не было, в дополнение к страхам, таких физических, физиологических ощущений… Впрочем, нет, и тогда у меня возникало ощущение холода да, тяжести или, вернее, я чувствовал тяжесть в затылке. Может быть, у меня был слабый мозжечок?..»