Юрий Безелянский - Знаменитые писатели Запада. 55 портретов

«Зачем же… покидаем мы родные места, речку и мосты, мать и отца, рыдающую жену, детей, которых нужно воспитывать, и уходим в школу, в далекий город, а мысли наши устремлены еще дальше — к стене на севере? Зачем? Спроси начальников. Они знают нас. Им, несущим бремя столь великих забот, известно о нас, они знают наше скромное ремесло, видят, как мы сидим все вместе в низкой хижине, и молитва, которую вечером глава семьи читает в кругу близких, руководителям приятна или неприятна. И если я смею позволить себе подобную мысль относительно руководства, то должен сказать, что, по моему мнению, руководство существует с незапамятных времен и не действует подобно знатным мандаринам, которые, вдохновившись прекрасным утренним сновидением, тут же созывают совещание, быстро принимают решения и уже вечером поднимают народ барабанным боем с постелей, чтобы выполнить эти решения, пусть речь идет лишь об иллюминации в честь какого-нибудь бога, если он вчера был милостив к этим господам, а утром, когда погаснут фонарики, они высекут этот народ в темном переулке. Вернее — руководители существовали искони и решение построить стену — тоже…» («Как строилась китайская стена»).

А разве все руководители России начиная с 1917 года не являлись мандаринами, которые заставляли строить стену, а потом высекали свой же собственный народ? Подчас строительство и наказание шло параллельно. «Мы рождены, чтоб Кафку сделать былью». И сделали блистательно. И отсюда — «наш народ думает об императоре с надеждой и безнадежностью». И вот уже в России появляются новые бунтари, экстремалы и фашисты, и возникает тема «Большого скандала» (так называется стихотворение некоего Ивана Овсянникова):

От одного абсурда тоталитарного к другому абсурду — террористическому. Дегуманизация человека. Сплошная иррациональность. Торжество мирового зла.

Современные критики часто сравнивают Кафку с Гоголем, находя много общего в их биографиях и в книгах. Обоих не жаловали в детстве, осыпали насмешками в ученичестве. Неприкаянно чувствовали себя Гоголь и Кафка во взрослой жизни. Оба боялись женщин. Целомудренный «девственник» Гоголь. И Кафка с платоническими возлюбленными — Фелицией и Миленой. И в книгах обоих писателей отражен человеческий ужас, крик «маленького человека», задавленного глыбой реальности.

В заключение позволю себе дерзкий перефраз из Владимира Маяковского:

Что можно создать пером, даже если оно золотое? Оказывается, много, если к таланту приложено трудолюбие. Талантливым трудоголиком был Лион Фейхтвангер. Он оставил богатое литературное наследство: 17 романов, книгу воспоминаний, новеллы, драматические произведения, сборник стихотворений, много литературоведческих статей, литературных и театральных рецензий. Ряд творческих замыслов ему так и не удалось завершить. Он работал над эссе «Дом Дездемоны», вынашивал планы исторических романов «Клеопатра в Риме», о крестьянской войне в Германии, о Симоне Боливаре и намеревался продолжить роман «Гойя».

Итак, романист, новеллист, драматург, литературовед. Но еще Фейхтвангера часто называют историком. Исторический роман — это его излюбленный жанр. Сюжеты и героев своих романов он брал из истории, но удивительным образом сближал прошлое с современностью. Критики считали, что он занимается «модернизацией истории» и «историзацией современности».

Фейхтвангер не любил крайностей и был человеком середины. О себе в одном из интервью он сказал так:

«Обыкновенно, когда меня спрашивают, к какой национальной группе следует отнести меня как художника, я отвечал: я немец — по языку, интернационалист — по убеждению, еврей — по чувству. Очень трудно иногда привести убеждения и чувства в лад между собою».

Эти колебания между «чувством» и «убеждением» отразились на Иосифе Флавии — герое трилогии, который погиб, оказавшись между борющимися лагерями, между силами государственного порядка и народным восстанием, между Римом и Иудеей, духовно сроднившись с ними обеими, — так считал Борис Сучков в книге «Лики времени. Кафка, Цвейг, Фаллада, Фейхтвангер, Манн».

Сам Фейхтвангер не погиб, но был на краю пропасти, но об этом чуть позже.

Лион Фейхтвангер родился 7 мюля 1384 года в Мюнхене в ортодоксальной семье богатого промышленника. В литературной энциклопедии написано сокращенно и хулительно: «род. в евр. бурж, семье». Фейхтвангер получил блестящее филологическое образование в двух университетах — в Мюнхене и Берлине. В 1907 году защитил докторскую диссертацию, о чем впоследствии писал в ироническом жизнеописании «Автор о себе» (1935):

«Автор провалился на докторском экзамене по древненемецкой грамматике и литературе, так как был недостаточно осведомлен в тонкостях выбивания противника из седла на рыцарском турнире. Зато он с блеском выдержал экзамен по антропологии, когда на вопрос экзаменующего профессора-клерикала, на какие основные группы подразделяются свойства человека, угодливо ответил: на телесные и духовные».

Докторская диссертация была по теме гейневского фрагмента «Раввин из Baхapaxa». Здесь впервые прозвучало то, что впоследствии стало определяющим в творчестве Фейхтвангера, — интерес ко всем вопросам иудейства и истории.

Приведем несколько цитат.

«Не народ и не государство создают общность. Смысл нашей общности — не царство, смысл нашей общности — Закон и Учение. Пока они существуют, наша связь нерушима, — она крепче, чем если бы шла от государства. Закон жив до тех пор, пока есть голос, возвещающий его. Пока звучит голос Иакова, рука Исава бессильна» («Иудейская война»).

«Времена пока такие, что еврей еще может потешить свое честолюбие. Но мне кажется более разумным не выставлять наших достижений напоказ, не мозолить другим глаза нашими деньгами, властью, влиянием. Это вызывает только зависть, а для зависти мы недостаточны сильны, мы слишком разобщены для зависти» («Иудейская война»).