Оливер Харрис - Письма Уильяма Берроуза

До скорого.

С любовью, Билл

ЛОУРЕНСУ ФЕРЛИНГЕТТИ

Франция, Париж, 6-й округ, рю Гит-ле-Кёр, 9

18 апреля 1958 г.

Уважаемый господин Ферлингетти!

Относительно отдельных частей моей рукописи [422] Берроуз отправил в «City Lights» рукопись на двести страниц, озаглавленную «Интерзона». Если не считать «Слова» и иного порядка следования прочих глав, материал из нее по большей части вошел в «Голый завтрак» неизмененным. Ферлингетти в публикации отказал. — Примеч. О. Харриса. , разобраться в которых без помощи автора вам, наверняка, будет затруднительно, я предлагаю следующие изменения: всю последнюю часть под заглавием «СЛОВО» вычеркнуть, поскольку я в конце концов сократил ее до трех страниц. Посылаю вам новую версию; пусть она встанет в начало и называться будет «Понтапонную Розу не видели?»… Нынешнее начало, то есть часть «Эндрю Кейф и вазелиновый скандал», прошу опустить. Вторую часть, «Голоса», читать начинайте с третьей страницы: «Когда я был нариком, то жил исключительно джанком…» и дальше, до конца части. Если желаете следовать напрямую линии романа о джанке, то главу «Окружной клерк» пропускайте… «Интерзону Ю», «Ислам Инк.», «Балеху у Эй-Джея» и «Шумную комнату Хасана» пропускайте. Но обязательно включите «Больницу» [423] Прежде «Хаузер и О’Брайен» относились к «больничной» главе и повествование о них начиналось словами: «Вполне реально создать такой наркотик, одна вмазка которым обеспечит зависимость на всю жизнь» («Голый завтрак»). — Примеч. О. Харриса. (опустив пассаж про Микки Спиллейна в середине), «Бенуэя» (пропуская теоретическую часть о зависимости и шизофрении), «Конференцию потехнической психиатрии» и все, что захотите из «Рынка»…

Это один способ работы с моим романом, так текст обретает некое подобие единой смысловой линии. Само собой, у вас на этот счет могут быть свои соображения. Роман можно представить и как набор коротких, не связанных по смыслу рассказов. В письме я лишь предлагаю организовать их все в единый текстовой массив. Я также не стал бы публиковать самых «грязных» моментов, дабы избежать в дальнейшем затруднений юридического характера…

В любом случае, это лишь предложение с моей стороны.

Искренне ваш, Уильям Берроуз

ПОЛУ БОУЛЗУ

Франция, Париж, 6-й округ, рю Гит-ле-Кёр, 9

20 июля 1958 г.

Дорогой Пол!

Ты что, хочешь дать представление в Денвере [424] Боулз написал партитуру для оперы «Йерма» по мотивам одноименной пьесы Лорки. После репетиций Боулз с труппой отправился из Нью-Йорка в Денвер. Премьера состоялась 29 июля 1958 года в университете штата Колорадо. — Примеч. О. Харриса. ? На кой тебе Денвер?

В Париже я застрял — примерно до ноября. Потом хочу в Индию. У меня тут есть приятель, который Дальний Восток изъездил вдоль и поперек. Он говорит: Бангкок и Япония — туфта полная. Слишком много в них от Америки. В ноябре он собирается ехать в единственную страну, не тронутую влиянием Запада — в Индию. И я, скорее всего, поеду с ним. Мой друг планирует там обосноваться, снять домик в Калькутте. Из его рассказов я понимаю, что местечко — вполне для тебя. Айда и ты с нами! Зовут моего друга Жак Стерн [425] Жак Стерн, жертва полиомиелита, писатель, библиофил и наркоман из богатой семьи французских евреев. С ним Берроуза весной того года познакомил Грегори Корсо. Стерн под своим именем появляется в первом издании «Голого завтрака», однако в последующих изданиях упоминание о нем (как об авторе понятия «тяжелой жидкости») было удалено. — Примеч. О. Харриса. , и он самый интересный человек в Париже. У нас много общего: оба учились в Гарварде и оба знакомы с джанком. Так вот, Джек говорит: с травой в Индии все зашибись.

«Чикаго ревю» в восторге от моей работы и печатает ее по частям. Одна часть уже вышла, весной 1958-го. Еще кусок появится в следующем выпуске. Редактор [426] Редактором «Чикаго ревю» был Ирвинг Розенталь, в то время аспирант Чикагского университета. — Примеч. О. Харриса. готов публиковать все мои вещи; одна беда — публикуют бесплатно.

Дэйв Вулман пишет, будто в Танжере ничего не изменилось, но я туда жить не поеду — не сейчас, не при нынешних обстоятельствах. Дэйв еще говорит, мол, МИД отобрал у Джейн паспорт. Абсурд! Разве это дипломатично?..

Ты пока еще не надумал где-нибудь осесть? Навсегда? Напиши, расскажи о своих планах.

Всегда твой, Билл Б.

АЛЛЕНУ ГИНЗБЕРГУ

[Париж Июль 1958 г.]

Дорогой Аллен!

Я прочитал письмо от миссис Керуак. Она, похоже, вскрыла твое письмо Джеку и написала ответ за него [427] Прочитав письмо Гинзберга к мужу, миссис Керуак решила ответить сама, однако сэкономила на почтовых марках, и письмо отправилось морем. К тому времени, когда оно дошло до Парижа, Гинзберг уехал, и конверт вскрыл Берроуз. (См. также следующее письмо.) — Примеч. О. Харриса. . Больная женщина, скажу я тебе. Думает, что ее угроза обращения в ФБР отпугнет тебя от общения с Джеком.

Вот ведь глупая, узколобая, мстительная деревенская баба, неспособная даже помыслить о чувствах! Она мелочная, и злоба у нее тоже мелочная. На твоем месте я бы показал письмо Джеку. Если уж ему нравится, когда с ним обращаются как с ребенком и указывают, с кем общаться и кому писать, тогда для нас он потерян.

Еще плохие новости: Нила осудили на пять лет [428] В апреле 1958-го Нил Кэсседи попался на продаже марихуаны — его взяли с поличным агенты Отдела по борьбе с наркотиками города Сан-Франциско, работавшие под прикрытием. 14 июня Кэсседи вынесли приговор и 4 июля отправили в тюрьму Сан-Квентин на два года. — Примеч. О. Харриса. . Боб Лавин [429] Робер Лавин — художник, через которого Гинзберг в декабре 1954 г. в Сан-Франциско и познакомился с Орловски. — Примеч. О. Харриса. пишет, мол, судья, когда зачитывал приговор, поливал Нила грязью. Нил, впрочем, держался с достоинством и на оскорбления никак не ответил.

Стерн сейчас в больнице, где его лечат через жопу — демеролом. Врач понятия не имеет ни о чем, хотя бы отдаленно напоминающем апоморфин.

Придется, наверное, повесить на дверь табличку «Гинзберг тут больше не живет». А то, понимаешь, разбудил меня в три утра какой-то вшивый араб; потом еще в восемь приперся какой-то дебил, искал «друзей по Оксфорду»…

В остальном все по-старому.

С любовью, Билл

АЛЛЕНУ ГИНЗБЕРГУ

[Париж]

24 июля [1958 г.]

Дорогой Аллен!

Пересылаю тебе письмо нашего трусишки Джека. Написано как будто полудурком, который пытается объяснить бывшему другу, мол, домой теперь «приводить никого нельзя, потому что в доме поселилась бабенка и ей жиды о-очень не нравятся, к тому же сам он «совсем не тот, как прежде»… Нет, можно, конечно, порою (только не слишком часто) посидеть где-нибудь, пропустить вместе по кружечке пива и проч.». Одним словом, трусишка. Слабак. Он еще пишет: «Нилу или Джулиусу [430] Джулиус Орловски несколько лет лечился в психиатрической клинике города Сентрал-Айлип. — Примеч. О. Харриса. помочь никак не смогу. В конце концов, мое какое дело? Спешить не буду. Мать для меня прежде всего — она сильно расстроена, сам знаешь. И вообще: я его честно предупредил». Буддист-католик… Боже ж мой! Жена его к ногтю прижала, как вошь. А на десерт — бредятина о «мудром дядюшке Сэме», и это в то время, как вопиющая, преступная глупость лидеров Америки очерняет страну в глазах всего мира!