Алекс Гольдфарб - Саша, Володя, Борис... История убийства

Обращаясь к нации после этого теракта он обрушил свой гнев на Запад. Он заявил, что ответственность за случившееся несут враждебные силы за рубежом: “Одни хотят оторвать от нас кусок пожирнее, другие им помогают. Помогают, полагая, что Россия — как одна из крупнейших ядерных держав мира — еще представляет угрозу. Поэтому эту угрозу надо устранить. И терроризм — это, конечно, только инструмент для достижения этих целей”.

Несколько дней спустя министр иностранных дел Сергей Лавров разъяснил суть российской обиды: “Мы активно сотрудничаем с США и нашими европейскими партнерами в борьбе с терроризмом. Но предоставление убежища Ильясу Ахмадову в США и аналогичный шаг Великобритании в отношении Ахмеда Закаева не может не наводить на мысль о двойных стандартах”. Министр обороны Сергей Иванов добавил, что Россия теперь вправе “наносить точечные удары по базам террористов за рубежом”, используя “все средства, кроме ядерного оружия”, но “заранее говорить кому-то, каким способом мы нанесем этот превентивный удар, мы конечно не будем”.

— Знаешь, кого он имеет в виду, когда говорит про базы террористов? — спросил Саша. — Бориса, Ахмеда и нас с тобой.

8 марта 2005 года в городке Толстой-Юрт в ходе спецоперации ФСБ убит Аслан Масхадов. Ичкерийский президент скрывался в подземном бункере под домом одного из своих дальних родственников. В ходе штурма Масхадов оказал сопротивление, и спецназовцы взорвали бункер вместе с домом. 15 марта центр общественных связей ФСБ объявил, что вознаграждение в размере 10 миллионов долларов за информацию о местонахождении Масхадова было выплачено “в полном объеме”, не уточнив при этом, кто его получил.

ПОСЛЕ ГИБЕЛИ МАСХАДОВА мечты Кремля представить сепаратистское правительство бандой террористов стали постепенно сбываться.

Новым президентом Ичкерии полевые командиры выбрали малоизвестного исламского богослова Абдул-Халима Садулаева, не обладавшего и долей той популярности и легитимности, какую имел Масхадов. Садулаев был компромиссной фигурой, приемлемой для большинства командиров именно благодаря своей слабости.

Между тем федеральный центр сменил тактику, взяв курс на “чеченизацию” конфликта, то есть усмирение Чечни руками самих чеченцев. В новой стратегии Путин сделал ставку на двадцативосьмилетнего Рамзана Кадырова, сына марионеточного промосковского президента, погибшего в результате теракта. Молодой Кадыров славился личной свирепостью и жестокостью своей “милиции”, наводившей страх на население и враждовавшей с федеральными силами, особенно с ФСБ. Путин назначил Кадырова премьер-министром и дал понять, что сделает его президентом Чечни, как только ему исполнится необходимые по Конституции 30 лет. В распоряжение Кадырова был предоставлен неограниченный бюджет плюс обещания свести к минимуму участие русских солдат в операциях, и предоставить кадыровцам индульгенцию от любых обвинений в нарушении прав человека. Получив свободу действий, Кадыров стал бороться с повстанцами простым и эффективным методом: те из боевиков, кто соглашался “спуститься с гор”, получали солидное вознаграждение и место в кадыровской милиции. Те же, кто продолжал сопротивляться, стояли перед перспективой что их родные, включая стариков, женщин и детей, будут похищены кадыровцами, подвергнуты жестоким пыткам и, не исключено, убиты. Несмотря на протесты правозащитников, западные лидеры со всем этим молчаливо согласились и продолжали соревноваться друг с другом в усилиях завоевать благосклонность Путина.

Все это не могло не посеять в рядах прозападных ичкерийцев разочарование и нигилизм с неизбежным результатом: влияние радикального крыла сильно возросло. Новоиспеченный президент Ичкерии Садулаев включил в состав своего кабинета Шамиля Басаева — человека, ответственного за теракт в Беслане.

— Басаев — террорист, — сказал я Ахмеду. — Не понимаю, как ты можешь оставаться с ним в одном правительстве.

В ответ Закаев разразился тирадой: “Ты стал совсем как администрация Буша! Что вы от нас хотите? Русские убивают нас уже десять лет, истребили четверть населения, убили сорок тысяч детей, и никто не сказал ни слова! А из-за Басаева подняли страшный крик. Я не приглашал его в правительство. Я с ним всегда боролся, всю мою политическую жизнь. А теперь ты хочешь, чтоб я ушел в сторону и оставил ему поле битвы? Ну, допустим, я уйду. И не останется никого, кто противостоял бы Басаеву. А как насчет тех, кто мне верит и думает так же, как и я? Мы ведь пока еще народ, у нас растет молодежь — и дома, и в горах, и по всей Европе. Что они скажут — Закаев сдался? Наш лидер — Басаев? Вот тогда-то Басаев точно победит, с помощью русских и Запада! Нет, дорогой, я останусь и буду гнуть свою линию!”

17 июня 2006 года в бою с российскими военными убит президент Ичкерии Садулаев. Три недели спустя при взрыве автомобиля с боеприпасами погиб лидер террористического крыла Шамиль Басаев. Лидеры боевиков избрали президентом полевого командира Доку Умарова, откровенного ваххабита. Ахмед Закаев заявил о полном разрыве с Умаровым и начал создавать “правительство в изгнании”.

РАСКОЛ СРЕДИ ЧЕЧЕНЦЕВ вылился в яростную полемику, за которой интересующиеся могли следить по материалом Интернета. Закаевский сайт “Чечен-пресс” проповедовал современное демократическое государственное устройство независимой Ичкерии по типу Турции. Его главный противник Мовлади Удугов, скрывавшийся в одной из ближневосточных стран, на своем сайте “Кавказ-центр” продвигал суровую, архаичную модель радикального ислама, в котором джихад занял место идеи национальной независимости.

“Чечен-пресс” стал трибуной и для Саши Литвиненко, который вел там регулярную колонку. За пару лет он опубликовал около сотни пафосных статей с заголовками типа “Мафия и ФСБ — близнецы-братья” или “Гонители Трепашкина будут сидеть на скамье подсудимых”. Дело было не только в том, что независимых от Кремля интернет-ресурсов было мало, а Ахмед предоставлял Саше столько места, сколько тот хотел. Саша воспринимал чеченскую трагедию очень близко к сердцу и в последнее время все чаще стал говорить об ужасах, которые там натворила Россия. Как русский и как бывший фээсбэшник он чувствовал персональную вину за Чечню. Немалое влияние оказала на него и дружба с семьей Закаева, особенно с его маленькими внуками, с которыми он много возился и обучал русскому языку.

— Ты только представь, — говорил он мне, — к Ахмеду гости пришли, чеченская семья с детьми, и когда им сказали, что я — русский, они заревели и разбежались по углам. Мы для них как немцы для евреев. Когда кончится война, я буду единственным русским, которого чеченцы смогут назвать другом, а Ахмед — единственным чеченцем, кто с нами еще будет разговаривать.