Мария Романова - Воспоминания великой княжны. Страницы жизни кузины Николая II. 1890–1918

В другой раз мне пришлось волей-неволей вмешаться в ссору двух медсестер, которая произошла в перевязочной в моем присутствии. Под суровым взглядом Тишина я отвела медсестер в свою комнату, но там, прежде чем я смогла сказать хоть слово, я расплакалась. В этом случае мои слезы произвели лучший эффект, чем брань. Медсестры подбежали ко мне, стали целовать мне руки и немедленно помирились!

Постепенно я становилась сильнее и начала брать в свои руки власть.

Главврач возмутительно распустил своих подчиненных. Во время празднования Пасхи в 1915 году я была потрясена непомерной роскошью нашего стола, которая не соответствовала условиям того времени. Я послала за управляющим и узнала, что существует лишь приблизительная бухгалтерия текущих расходов. Эту бухгалтерию он сам не вел, а посылал заявки в Красный Крест, когда это было необходимо. По всей вероятности, он действовал в рамках своих полномочий; Красный Крест, видимо, не проверял бухгалтерию, не интересовался расходами и всегда присылал требуемые суммы денег. Но я была непомерно удивлена, когда узнала, какая сумма тратилась ежемесячно на содержание нашей больницы.

В Швеции – хотя там, как и всегда, я не притрагивалась к деньгам и не занималась своими собственными денежными делами – я узнала, что существует общепринятая практика жить в соответствии с определенным бюджетом, подготовленным заранее. И, несмотря на отсутствие у меня опыта в ведении дел вообще и домашнего хозяйства в частности, я самонадеянно решила, что смогу решить эти практические задачи в управлении больницей.

Я взяла все бухгалтерские книги и с помощью отца Михаила начала проверять их. Над этими книгами мы провели несколько недель, считая на счетах, добавляя небольшие счета к огромным суммам, просматривая расписки и заявки. Всякий раз, когда я встречалась с главврачом, он нервно дергал усы, не осмеливаясь спросить, как продвигается моя работа, а управляющий смотрел на меня круглыми испуганными глазами. Но я не обращала внимания на их замешательство и не беспокоилась о том, знают ли они, что у меня возникли подозрения относительно них. Все счета были в таком беспорядке и запущенности, что это граничило с нечестностью, если и в самом деле не покрывало реальное взяточничество.

Системы не было никакой. Продукты закупались по любой цене, использовались бесконтрольно, и их наличие по списку никогда не проверялось. Вычеркнув старые грехи, я установила новые правила и за короткое время получила отличные результаты. С самого начала я не встречала ничего, кроме противодействия, потребовались огромные усилия, чтобы истребить привычку к небрежности, которая пустила везде глубокие корни. Эти усилия доставили мне дополнительные хлопоты. Мне пришлось узнавать цены из еженедельных сводок, выпускаемых местным интендантством, и в соответствии с этими ценами планировать меню. Мне также приходилось присутствовать на кухне при доставке продуктов. Но наши расходы заметно снизились, и, хотя мы больше не ели дичь и птицу, наше питание было по-прежнему очень хорошим.

Но я не удовлетворилась этими результатами. Злоупотребления в руководстве, которые я раскрыла в своей больнице, натолкнули меня на мысль, что похожие вещи, вероятно, откроются и в других военных организациях, находящихся под покровительством Красного Креста. Я написала своей старой гувернантке мадемуазель Элен, которая занимала высокий пост в штаб-квартире Красного Креста, и, ни минуты не сомневаясь в том, что она оценит мое рвение, попросила ее предоставить мне информацию по этому вопросу. Я подробно описала состояние нашей бухгалтерии, свои усилия привести ее в порядок и достигнутые мною результаты. Я подчеркнула, что будет легко избежать подобных беспорядков при условии, если будут приняты определенные, довольно простые меры, которые я указала, и будет введен строгий контроль.

Я была неопытна и не знала, что я борюсь с ветряными мельницами. В моих словах мадемуазель Элен узрела нечто превышающее требования долга и, испугавшись того нового направления, которое приобретала моя работа, приехала в Псков. Когда я с гордостью рассказывала ей обо всех своих достижениях, она слушала с недоверием и без интереса. Сама она, как я не без удивления заметила, очень мало разбиралась в практических организационных вопросах. Не поняла она и моих планов более строгого контроля и периодической проверки счетов. Она сказала, что этим занимается – если вообще занимается – какой-то департамент, о котором она ничего не знает, но, безусловно, не ее департамент.

С другой стороны, она обратила большое внимание на длину платьев наших медсестер, потребовала, они не завивали волосы, носили толстые чулки и чтобы их головные уборы точно соответствовали стандартным образцам Красного Креста. Она сказала, что эти стандарты уже были, в известном смысле, узаконены временем и традицией, что относится и к порядку продовольственного снабжения и ведения бухгалтерии; а искать недостатки или предлагать что-либо изменить – это дурной тон.

Наша беседа ясно показала мне, как далеко я забежала вперед, и продемонстрировала глубокую пропасть, которая раскрылась между моей нынешней позицией и позицией людей моего круга.

Равнодушие моей бывшей гувернантки к моим практическим предложениям сильно взбодрило и главврача, и управляющего. Она была председателем исполнительного комитета больничной школы, из которой выходили все медсестры, и я в том числе, и, следовательно, нашим непосредственным начальником. Больничный персонал, который трепетал от ее посещения, вскоре увидел, что им нечего бояться, ее инспекция всех сторон нашей больничной жизни была в равной степени поверхностной. Ее визит разочаровал и расстроил меня. Кроме того, он ослабил власть, которой я с таким старанием добивалась. Но я не отказалась полностью от идеи контролировать и проверять счета. Я постаралась воплотить это в жизнь вопреки ей, но в конце концов убедилась в бесполезности реформ, которых никто на самом деле не хочет, и отказалась от них. Так как для меня не осталось никакой по-настоящему важной работы, я занялась решением менее важных задач.

Время от времени мне приходилось общаться с ученицами церковной школы, в здании которой был расквартирован наш госпиталь. Я также разговаривала с бородатыми священниками из школьного совета и директрисой, которая для дочерей лиц духовного звания воплощала в себе все традиции этой школы. Со священниками мои отношения были плохими, особенно когда мы реквизировали для своих нужд все здание.

Но девочки были просто прелестны. Для них наша больница была источником постоянного проявляемого интереса и своеобразным развлечением. Между уроками все ученицы обычно собирались на лестничной площадке второго этажа напротив церкви, и девичьи головы, как виноград, нависали над перилами, наблюдая за каждым нашим движением. Малейший знак внимания с моей стороны они принимали с восторгом. Заметив это и желая узнать их получше, я иногда присоединялась к ним во время их игр во дворе.