Режин Перну - Элоиза и Абеляр

Позволив себя убедить в том, что отдых пойдет ему на пользу, Абеляр внезапно ощутил, что буквально падает под грузом неимоверной усталости, под гнетом нервного напряжения, тяготившего его на протяжении нескольких предыдущих недель, под тяжестью переживаний и вообще целой жизни, исполненной изнуряющих испытаний; вдруг он почувствовал, что неведомая энергия, не позволявшая ему сдаваться, покинула его, как и упорное нежелание признавать жестокую правду, что понуждало его продолжать путь. А правда действительно была жестока: путь, который ему предстояло еще проделать, был слишком далек и долог, и у него уже не осталось сил преодолеть все его тяготы… Самое же главное состояло в том, что Абеляр вдруг осознал всю бесполезность предпринятого путешествия, всю тщету своих воззваний к папе — понтифик либо не ответит на его призыв о помощи, либо ответит отказом.

Петр Достопочтенный внес особый вклад в литургию Западной Церкви: он стал первым отмечать у себя в обители праздник Преображения Господня, который Восточная Церковь праздновала ежегодно 6 (19) августа с большой пышностью на протяжении нескольких столетий; он сам составил описание торжественного богослужения, очень красивого и возвышенного, совершаемого в этот день. Наилучший способ охарактеризовать этого человека — значит признать, что он обладал некоей таинственной силой, способствовавшей своего рода преображению тех, кто входил с ним в общение. Надо вспомнить о том, что некогда он сам «столкнулся» с Бернаром Клервоским в жестоком противостоянии, и полемика между ними, то есть между клюнийцами и цистерцианцами, в свое время привлекла всеобщее внимание, а также оставила определенный след в истории Церкви. Отметив тот факт, что между двумя монашескими орденами существовало нечто вроде соперничества, Петр Достопочтенный предложил принять меры, дабы разрешить сей конфликт; по его мнению, следовало братии двух орденов лучше знать друг друга, а для этого надлежало приезжать из одной обители в другую и подолгу жить среди монахов другого ордена; и так повелось, что с благословения Петра Достопочтенного приоры Клюнийского ордена ежегодно проводили в цистерцианских монастырях некоторое время, а цистерцианцы поселялись в Клюни.

Но, без сомнения, именно история Абеляра является самым ярким свидетельством особого дара Петра Достопочтенного способствовать преображению человека. Проявив к Абеляру свое доброжелательство и выказав ему свое участие, Петр Достопочтенный сумел добиться того, чего прежде не удавалось никому: безусловного отречения Абеляра от своего ошибочного в глазах иерархов Церкви учения и безоговорочного обращения в истинную веру. Ничего не осталось от той редкостной самоуверенности, что столь ярко и явно демонстрировал Абеляр как в своих трудах, так и в своих поступках. В Клюни впервые в жизни его «агрессивность», выражавшаяся в энергичности, воинственности, напористости, наконец в вызывающем поведении, исчезла, растаяла, словно воск под воздействием пламени. Абеляр обрел для себя столь благоприятный приют, что его жизнь, прежде столь беспокойная и хаотичная, завершится под таким же монашеским одеянием, что носили и другие монахи, в таких же усердных молитвах.

Положение, казавшееся безвыходным, положение, которое могло привести к открытому бунту и жестокому наказанию, изменилось — в этой перемене мы ощущаем несомненное влияние Петра Достопочтенного. «Тем временем, — пишет он папе римскому, — прибыл к нам владыка аббат Сито, который имел беседу с нами и с ним, дабы примирить его с владыкой аббатом Клерво по поводу спора, с коим он и обращался в Рим с просьбой о помощи и защите. Мы также постарались приложить усилия, чтобы успокоить его и примирить с аббатом Клерво, ради чего посоветовали ему отправиться вместе с аббатом Сито к аббату Клерво. Мы к нашим советам присовокупили еще один совет: чтобы Абеляр в том случае, если он когда-либо написал или произнес слова, оскорбительные для слуха истинного католика, согласился бы, по предложению аббата Сито, отказаться отныне и впредь от таких слов в своих речах и вычеркнуть их из своих трудов. Так и было сделано. Он отправился в Сито, а затем вернулся оттуда и поведал нам, что благодаря владыке аббату Сито он отрекся от своих прежних заявлений и помирился с владыкой аббатом Клерво».

Это был первый поступок, которого следовало добиться от Абеляра: примирения с Бернаром Клервоским. От кого же исходила инициатива? Аббат Сито Рено из Бар-сюр-Сен, похоже, прибыл в Клюни, не дожидаясь особого приглашения… Быть может, его послал туда сам Бернар, извещенный о местонахождении Абеляра? Вполне вероятно… Несколько лет спустя подобный поступок совершит аббат Клерво в сходных обстоятельствах, когда в 1148 году он после осуждения Гильберта Порретанского поручит Иоанну Солсберийскому устроить ему встречу с Гильбертом. Но Гильберт от встречи и беседы, а соответственно и от примирения, откажется. Абеляр же на встречу согласился. Вполне возможно, что в обоих случаях Бернар Клервоский желал, чтобы состоялась встреча, а за ней последовало примирение, встреча мужчины с мужчиной, человека с человеком. Характерно, что он желал этой встречи после принятия тех суровых, даже жестоких мер, вызванных его же собственными действиями и опасениями, будто сама Церковь и ее существование оказались под угрозой.

Как бы там ни было, между Абеляром и Бернаром Клервоским мир был восстановлен. Более того, Абеляр согласился сделать особое заявление, произнести во всеуслышание символ веры по всем пунктам или положениям, по которым его обвиняли в ереси на Сансском соборе. И это была его последняя апология, адресованная «всем сыновьям Святой Церкви Пьером Абеляром, одним из них и ничтожнейшим из них». С неистощимым терпением рассматривая одно за другим все положения своего учения, сочтенные ошибочными и приведенные в самом длинном обвинительном списке (составленном Гийомом из Тьерри и дополненном епископами на соборе в Сансе), Абеляр по каждому из них делал особое заявление о полнейшем согласии с вероисповеданием Церкви, при необходимости упоминая о своих заблуждениях и исправляя свои ошибки без всякого следа горечи или злобы против тех, кто уличил его в этих заблуждениях: «Да признаете вы меня в вашем братском милосердии и человеколюбии сыном Церкви, желающим получить во всей полноте и целостности то, что она получила, отринуть то, что она отринула, и никогда не имевшим намерений отделиться от союза истинной веры, хотя и был я прежде не равен другим ее сынам в моих нравах».

Теперь можно было сообщить Абеляру известие о его осуждении. Решение о его осуждении было принято в июле 1140 года, через несколько недель после завершения собора в Сансе. Иннокентий II по прочтении писем, содержавших список положений, извлеченных из произведений Абеляра и вмененных ему в вину, написал следующее: «Посоветовавшись с братьями нашими кардиналами и епископами, мы осудили на основании священных канонов главы и положения, собранные вашими заботами, и все превратные догматы этого Петра [Абеляра], а также и их автора, и мы присуждаем его, как еретика, к вечному молчанию».