Бернард Монтгомери - Мемуары фельдмаршала

К середине августа 1944 года положение немцев во Франции было отчаянным.

25 августа пал Париж, и в вышедшей на следующий день сводке штаба Верховного главнокомандования говорилось:

«После двух с половиной месяцев ожесточенных боев, завершившихся для немцев кровавой баней, превосходившей даже их экстравагантные вкусы, окончание войны в Европе стало близким, почти осязаемым. Немецкие силы на западе разгромлены, Париж вновь принадлежит Франции, а армии союзников идут к границам рейха».

Изданные вскоре после этого оперативные инструкции штаба Верховного главнокомандования начинались следующими словами:

«В сопротивлении противника по всему фронту отмечаются признаки краха. Оставшиеся у него силы, составляющие, по оценкам, эквивалент двух слабых танковых и девяти пехотных дивизий, сосредоточились к северо-западу от Арденн, но они дезорганизованы, отступают и вряд ли способны оказать сколько-нибудь значимое сопротивление, если не получат передышки. К югу от Арденн силы противника равны, по оценкам, двум мотопехотным и четырем слабым пехотным дивизиям. В составе разнородных войск, отступающих с юго-запада Франции, могут насчитываться примерно сто тысяч человек, но их боеспособность оценивается как эквивалент примерно одной дивизии. Силы, равные половине танковой и двум пехотным дивизиям, отступают к северу по долине Роны. Единственный способ, с помощью [278] которого противник может помешать нашему вступлению в Германию, состоит в усилении его отступающих сил за счет дивизий из Германии и с других фронтов и в укреплении этими силами наиболее важных секторов линии Зигфрида. Вряд ли он сможет сделать это вовремя и в достаточных масштабах».

Так обстояло дело. С моей точки зрения, окончание войны в Европе было, безусловно, «почти осязаемым». Но теперь требовались быстрые решения и, прежде всего, план. А у нас, насколько я мог знать, плана не было. Мы втянули в Нормандскую битву почти все дивизии, имевшиеся у немцев во Франции; мы вынудили противника к сражению к югу от Сены и там нанесли ему решительное поражение. Сражение решает все, но оно должно быть доведено до конца.

У меня был готовый план и, еще до завершения боев в Нормандии, я решил повидаться с Бредли и попытаться заручиться его согласием. 17 августа мой тактический штаб находился в Ле-Бени-Бокаж, и именно в этот день я вылетел в штаб Бредли, находившийся к северу от Фужера. Я предложил ему следующий общий план:

«1. После форсирования Сены 12-я и 21-я группы армий должны действовать вместе, как единый кулак из примерно сорока дивизий, настолько сильный, что ему нечего будет опасаться. Эти силы должны двигаться на северо-восток. 2. На западном фланге 21-я группа армий должна очистить побережье Ла-Манша и Па-де-Кале, Западную Фландрию, занять Антверпен и юг Голландии. 3. 12-я группа армий образует восточный фланг наступления, и ее правый фланг идет на Арденны, в направлении Аахена и Кельна. 4. Основная цель наступления — Париж. Крупные силы американцев располагаются в районе Орлеан — Труа — Шалон — Реймс — Лаон, их правый фланг идет назад по Луаре в направлении Нанта. 5. Силы «Драгуна» подходят с юга Франции и направляются на Нанси и Саар. Мы сами не должны выдвигаться правым флангом на воссоединение с ними, чтобы не нарушить собственную стратегию. [279] 6. Главная задача наступления — сосредоточить крупную группировку ВВС в Бельгии, создать плацдармы за Рейном до наступления зимы и быстро занять Рур».

Можно сказать, что это был немецкий «план Шлиффена» 1914 года наоборот, с той лишь разницей, что теперь он должен был быть обращен против разбитого и дезорганизованного противника. Его успех зависел от сосредоточения сил союзников и, следовательно, от сохранения ресурсов на левом фланге. Бредли полностью принял этот основной план.

20 августа Эйзенхауэр провел совещание своего штаба в Нормандии для обсуждения предложений по дальнейшему ведению войны. На совещании присутствовал мой начальник штаба. Был принят ряд решений. Вкратце они состояли в следующем:

а) изменить к 1 сентября систему командования, чтобы Эйзенхауэр лично возглавил командование группами армий;

б) направить 12-ю группу армий на Мец и Саар, где они соединятся с силами «Драгуна».

Затем штаб начал разрабатывать директиву, которую собирался послать мне. Де Гинган предложил посоветоваться со мной до того, как будут предприняты какие-либо действия, с ним согласились, и в тот же вечер он прибыл в мой тактический штаб.

Поскольку я не одобрил принятых решений, я отправил де Гингана снова к Эйзенхауэру с моими замечаниями. 22 августа он в течение двух часов пытался убедить Эйзенхауэра по некоторым принципиальным вопросам. Он передал Эйзенхауэру мои записки и сказал ему, что 17 августа Бредли выразил полное согласие с предложенным мною планом. Вот что я писал:

«1. Самый быстрый путь к победе в этой войне состоит в том, чтобы крупная группировка союзнических войск наступала в северном направлении, очистила побережье до Антверпена, разместила мощные ВВС в Бельгии и далее наступала на Рур. 2. Группировка должна действовать как единое целое, в тесном взаимодействии, и располагать достаточными силами для скорейшего завершения операции. [280] 3. Для успеха наземных операций жизненно важное значение имеет единство командования и контроля. Эту работу должен полностью осуществлять один человек. 4. Великая победа на северо-западе Франции была завоевана под единоличным командованием. Только таким образом могут быть завоеваны и все дальнейшие победы. Если допустить, чтобы контроль за проведением операций осуществляли штабисты, вероятность быстрого успеха будет поставлена под угрозу. 5. Изменение системы командования сейчас, после одержанной крупной победы, будет означать затягивание войны».

Де Гинган передал мне результаты своих переговоров с Эйзенхауэром (они были отрицательными), и я решил, что должен повидаться с ним лично. Поэтому я спросил, не сможет ли он приехать и пообедать со мной в моем тактическом штабе на следующий день, 23 августа, в Конде-сюр-Нуаро. Эйзенхауэр с радостью согласился.

Мне очень хотелось еще раз переговорить с Бредли до встречи с Эйзенхауэром. Он перевел свой штаб в Лаваль, и я полетел туда рано утром 23 августа. К моему удивлению, Бредли изменил свою точку зрения, 17 августа он соглашался со мной, а 23-го он горячо отстаивал идею направления главного удара групп армий на восток, на Мец и Саар. Я вернулся в свой штаб вовремя, чтобы встретить Эйзенхауэра, который привез с собой Беделла Смита: я увидел Беделла в первый раз после отъезда из Англии в ночь на 6 июня.