Сергей Есин - Дневник, 2004 год

21 августа, суббота. В.В. Орлов, судя по этюдам его абитуриентов, соберет очень неплохой семинар. Он написал все крошечные рецензии, причем делает это точно и выразительно. Статистика его семинара такая: «Поправка в расписание сновидений» — 7 человек, «Записки угонщика» — двое, «Мой счастливый брак с Бабой-Ягой» написала довольно скучно и длинно одна девушка, «Фонтан для десантника» — эту тему взяли трое. Прозу читать — поинтереснее. К сожалению, в каждом семинаре лишь 3–4 человека с начатками своей интонации или собственного видения, остальные между беллетристикой и журналистикой.

Вечером жарили шашлык и ссорились «на всю жизнь». Поезд, на котором приехала В.С., опоздал на тридцать минут, я перенервничал. Один из пассажиров привычно успокоил меня: или авария случилась, или теракт.

На Олимпиаде мы откатились с шестого места на восьмое. У нас 5 золотых медалей, а у американцев и китайцев по 15. Мы израсходовали все запасы, оставленные СССР, и теперь только хорошо стреляем. Столько у нас охранников и так много наворованного оружия.

23 августа, понедельник. Первый день недели создал такой объемный спектр, что мне начинает казаться, будто прошла целая вечность. Это — наше традиционное собеседование. Пошли заочники, начали с семинара Кострова. Наверное, так бывает всегда, — пропуская человек сорок, практически по-настоящему встречаешься только с тремя-четырьмя талантливыми людьми. Какая-то пошла удивительная мода, вернее — удивительное сужение и в прозе, и в поэзии. Если обратиться к радио и телевидению, то окажется: лейтмотив любого певца — «Я люблю свою девочку, и эту девочку хочу, и эту девочку ревную» или «Я люблю этого мальчика, этот мальчик мне изменил, но все равно я его добьюсь». Собственно, то же самое делается и в литературе. Молодежи вбили в голову какую-то фантастическую веру в значение, не только для них, но и для литературы, их исключительной индивидуальности. Эти переживания никто из «творцов» не хочет обобщать, все почему-то считают, что на почве какого-нибудь конкретного происшествия создается знаменательное произведение, забывая при этом, что для этого необходимо невероятное умение, упорство и врожденное мастерство. В процессе собеседования я заставил какого-то из абитуриентов прочесть стихотворение любимого ими Бродского. Там практически то же самое: то ли бытовая картинка, то ли микродрама, изображающая двери комнаты перед коридором. Поэт говорит: главное — не выйти за границу этой бытовой плоскости, но эта плоскость удивительным образом обстроена, здесь есть воздух, есть образы, есть в конце концов названия болгарских сигарет «Шипка» и «Солнышко» — детали абсолютно конкретные. Но для подобного, врезающегося в сознание изображения нужен талант.

К часу дня, когда у нас наступило время обеда, я был совершенно измучен. Но надо было еще посмотреть вёрстку из «АиФ», потому что сегодня там сдают номер. Я обычно не очень готов к глобальному интервью по поводу литературы, которое положено давать ректору Литературного института. Все почему-то считают, что я пропускаю через себя весь литературный процесс, а мне бы только прочесть наших студентов. Но тем не менее, давая интервью, я выразил несколько мыслей, и вот теперь они мне кажутся все более и более справедливыми.

ЛИТЕРАТУРА НЕ ТЕРПИТ «ШТУЧЕК»

ИЗВЕСТНЫЙ по романам «Имитатор», «Соглядатай» и книге-эссе «Власть слова» писатель Сергей ЕСИН имеет полное право рассуждать о современной литературе как эксперт. Ведь через его, ректора Литинститута им. Горького, руки проходят самые свежие творения нынешних светил и бумагомарак. Только, как он сам мне первым делом признался, нынешняя литература его совсем не радует.

— ЗА ПОСЛЕДНИЕ 15 лет не появилось ни одного по-настоящему нового автора, произведения или явления. Истинная литература — это то, что ввинчено в общественное сознание. Я вижу: дают Букеровскую премию, читаю книгу. Да, более-менее интересно, но абсолютно не укоренено в обиходе. Куда делись писатели, когда-то гремевшие после получения Букера? Их нет. А если кто и остался, то исторически принадлежит советской литературе. Сейчас студентам интересен очень средний писатель Довлатов, литература не для высоколобых — Пелевин, штучное явление — Ерофеев и публицистика Лимонова. Но все это сначала кажется открытием, а потом расползается. Сейчас пишут, посматривая назад или на Запад. Много второсортной литературы. Есть мастеровитые писатели, Например, Улицкая. Хотя по своей натуре она скорее беллетрист. Но настоящая литература не может держаться на «штучках». Уверен: время расставит все по своим местам. Литература — вещь мстительная. Когда-то Иван Бунин получил Нобелевскую премию, оттеснив не менее талантливого Ивана Шмелева. Сейчас Шмелев наступает на Бунина и берет «реванш».

— Чего же нынешней литературе не хватает для нормального развития?

— Объема и задач, масштаба игры, охвата времени. Необходимо мощное стилевое начало. Литература возникает, когда смыкается «ПРО ЧТО» и «КАК». А у нас за последнее время только «про что». Обнажение жизни, честно говоря, бессовестное. Нужны попытки взглянуть на мир по-другому, напрячь воображение. Но, чтобы ассоциации засверкали, требуется большая культура, которую необходимо и себе нарастить. Есть и другая причина упадка. Скажите, ради чего писать, ради чего побеждать? В Древней Греции побеждали ради славы города, рода, себя лично. А теперь? Наша слава ничем не обернется — поэтому и на Олимпиаде провал. Нужна не только идеология, как часто говорят, нужна любовь к тому, что защищаешь. За что и против чего должна бороться нынешняя литература? Разработка образа маленького человека в прошлом. Ругать правительство — да вроде все довольны: и кока-кола есть, и выезд из страны открыт. Но наше время духовно выжжено. Про что писать — про олигархов, власть, современного героя? В нынешнем обществе присутствует какая-то двусмысленность. И дети (студенты Литинститута. — Прим. авт. ) стали так писать — ни туда, ни сюда. Раньше стихи читала вся страна. Кто не знал Евтушенко, Вознесенского, Ахмадулину? А сейчас и поэты есть хорошие. Но камерные. И поэзии в общественном сознании нет, потому что о ней никто ничего не знает.

— Быть может, возродиться литературе поможет возвращение к религиозной теме, столько лет находившейся под запретом?

— Эта литература обязательно получит новое развитие. Другое дело, что писатель, взявшийся за такую тему, должен тщательно разработать собственное сознание и веру. А для этого нужно больше времени, исторической свободы. В более широком смысле темы Нового Завета разрабатывает вся литература. Для меня самое крупное литературное впечатление последних дней — чикагские аудиозаписи Евангелий. Это хорошо продуманное, спокойное прочтение текста. И я осознал, что Библия — фантастический род литературы. Она открыла нам все ходы — от импрессионистических приемов, своеобразного построения сюжета, самых изысканных форм подачи до прямого воплощения идей. Рядом с этой литературой вся другая кажется вторичной. Даже «нестыковки» в трактовке тех или иных явлений библейской истории, которые есть в разных Евангелиях, сейчас мне кажутся изощреннейшим ходом. И это сделано настолько грандиозно, что, кажется, человеку понять невозможно. Нужна высшая интуиция.