Василий Ардаматский - Две дороги

То, что Заимов не признал обвинения в шпионаже, его не беспокоило. Факты, предъявленные судом, он не отрицал, он только дал им свое толкование. Судью тревожило другое. Директор полиции Драголов заверил Младенова, что на допросах в охранке Заимов сломлен и раздавлен. Но теперь Младенов уже окончательно убедился — перед судом был человек с непреклонной волей, ясным умом и со своей совершенно ясной политической позицией.

Главную трудность для суда представляло именно это. Он будет говорить о полном отрицании прогерманского курса Болгарии и о священной, традиционной для болгар признательности к России. Это вопрос, который волнует сейчас весь народ, всю страну. Нынешний курс правительства в народе не популярен, и именно это является камнем преткновения для болгаро-немецкого союза, только поэтому царь и правительство не решаются отдать Гитлеру болгарскую армию и объявить войну Советскому Союзу. И если сейчас такой уважаемый, известный стране человек, как Заимов, выскажет свои доводы против союза с Германией, этого не простят суду ни правительство, ни царь, ни немцы.

Те, кто в спешке готовил процесс, ушли теперь в тень, отведя себе роль свидетелей, и Младенову предстояло исправлять их ошибки.

Он надеялся, что прокурор грубостью и оскорблениями выведет подсудимого из себя, нарушит логический ход его мыслей, заставит сорваться, но этого, как видно, не случится. Младенов испытывал к подсудимому все более острую ненависть, как к своему личному врагу. Второй раз он судит Заимова. Шесть лет назад он был рядовым членом суда и от него мало что зависело, но ему, как и другим судьям, долго не могли простить оправдание Заимова. Теперь он председатель суда, все зависит от него, и он должен сделать все, чтобы осудить этого святошу, желающего доказать миру, что он выше всех на несколько голов.

...Деньги! Вот что больше всего интересует людей! И если речь пойдет о деньгах, которые получены за измену, значит, интерес к этому станет еще сильнее. Если суд заставит Заимова хотя бы косвенно признать свой заработок подобного рода, это перечеркнет все его возвышенные разглагольствования о любви к родине, ибо любовь за деньги имеет определенное название. Если суд установит продажность Заимова, то больше не понадобится никаких улик — эта стоит всех, она ставит черный крест на всем обличье обвиняемого, на всех его прежних и дальнейших попытках возвышенно оправдать свои действия.

Младенов встал.

— Прошу внимания...

Он зачитал показания подсудимого Чемширова о том, что Заимов получал высокое вознаграждение от советской разведки, и спросил, правильно ли записаны эти показания.

— Да, правильно, — подтвердил Чемширов.

— Заимов, что вы можете сказать суду по этому поводу?

Заимов медленно встал и поправил арестантскую куртку. В зале было слышно, как секретарь подвинул к себе лист бумаги.

— Чемширов о моих денежных делах ничего знать не может, — начал Заимов. — Я давал ему иногда какие-то незначительные суммы, как своему племяннику, который вечно нуждался. Родственные чувства, проявляемые таким образом, не могут считаться преступными.

— Бе-Заимов! — закричал прокурор. — Не считайте нас дураками! Говорите правду! Только в этом ваше спасение!

Заимов подождал, когда прокурор перестанет кричать, и продолжал:

— Лично для себя я не получил ни стотинки. Я просил суд приобщить к делу документы различных кредитных учреждений. Из этих документов видно, что мое материальное положение оставляет желать лучшего. В кредитном банке заложена даже моя пенсия. Что вы нашли в моем деле, кроме долговых расписок? Я жил только на доходы от своих коммерческих дел, а они тоже оставляли желать лучшего.

— Вы врете, бе-Заимов! — снова крикнул прокурор.

— Всякая ложь была мне ненавистна всегда, — ответил Заимов. — А обвинение в меркантильности должно быть доказано судом также документально, как я могу доказать суду свою материальную несостоятельность.

— Он надеется, что деньги не пахнут, — сказал прокурор.

— Разве не пахнут? — спросил Заимов. — Деньги пахнут и нередко очень дурно.

— Отвечайте суду, сколько вы получили за свое предательство? — решительно вмешался судья Младенов.

— Я уже ответил: ни стотинки.

— Подсудимый Белопитов! Вам платил Заимов за ваше предательское сообщество?

— У меня с Заимовым существовали денежные отношения только по делам совместной коммерческой деятельности в нашей конторе, и это зафиксировано в бухгалтерских книгах, — ответил Белопитов.

— У вас была двойная бухгалтерия! — продолжал прокурор. — Мы интересуемся второй!

— Я знаю только одну бухгалтерию, и в ней нет ничего, что может вас заинтересовать, — ответил Белопитов и, взглянув на Заимова, сел.

Заимов смотрел в этот момент на злобного, не меняющего своего настроения прокурора, и на его сером, опухшем лице можно было прочесть еле уловимую иронию. О, об измене за деньги он мог бы сейчас рассказать кое-что суду. Он знал, что это такое! Он столкнулся с этим совсем недавно...

...Это было в начале лета сорок первого года. Однажды вечером Заимов зашел в ресторан. Свободных столов не было. Он уже собирался уйти, но его окликнул и пригласил за свой стол знакомый полковник, он был наслышан о его похождениях — жуира и заядлого картежника. Это был мужчина около сорока лет, атлетического сложения, с красивым, истинно болгарским лицом — орлиный нос, иссиня-черные густые волосы, усы тонкими стрелками и черные, бездонные глаза, перед которыми, наверное, цепенели избранные им дамы.

— Я скоро ухожу, — сказал полковник, поднявшись и кланяясь.

Заимов поблагодарил, сел и заказал подбежавшему официанту ужин. Ему не доставляло удовольствия сидеть с человеком, которого он относил к племени всеядных, готовых служить кому угодно и чему угодно. Но раз уж сел, надо было поддерживать разговор.

— Как живете, полковник? — Теперь он всегда так начинал разговор со случайно встреченными людьми. По ответу можно было безошибочно судить, какому богу молится человек.

— Живу скверно: во-первых, изматывает служба, во-вторых, вечная нужда, — беспечно ответил полковник и сказал: — А вот вы еще раз показали, что у вас светлая голова. Коммерция нынче наивыгоднейшее дело, не так ли?

— Не жалуюсь.

— Я мечтаю заняться какой-нибудь коммерцией. Что для этого надо? — вдруг спросил полковник.

— Только деньги. Истинные коммерсанты говорят: деньги делают деньги.

— А если у меня нет денег, но есть хорошие идеи?

— Тогда вам надо найти компаньона с деньгами и без идей, — улыбнулся Заимов.

— Черт возьми! А что, если действительно ринуться в коммерцию? Разрешите мне как-нибудь зайти в вашу контору. Просто посмотреть, что это такое, с чего это начинается?