Георгий Бердников - Чехов

Однако в письме этом далеко не полный перечень всего того, что заполняло жизнь Антона Павловича в первое мелиховское лето.

В наследство от прошлых владельцев усадьбы Чеховым достались сложные и трудные отношения с мужиками. Первое, что подмечает Антон Павлович, приехав в Мелихово: "Мужики забиты, запуганы и раздражены". На первых порах приходилось трудновато и новым землевладельцам. В письме к Киселеву в мае 1892 года Чехов пошучивает: "У нас творятся чудеса в решете: мерины превращаются в жеребцов, и кобылы, оплодотворенные вечером мерином, утром являются жеребцами. Честное слово, не шучу. У нас есть Белоножка, кобыла, оплодотворенная в присутствии свидетелей мерином и оказавшаяся после этого жеребцом. Можете позавидовать: в Бабкине таких чудес не бывает". Подоплека же нарисованной Чеховым фантасмагории была очень проста. Белоножка, которую оставили в поле на ночь, была украдена и заменена дохлым мерином той же масти. Бывали и другие огорчения. Однако вскоре все наладилось. Антон Павлович охотно шел навстречу нуждам мужиков. Как мог, помогал. По воспоминаниям Михаила Павловича, ввиду плохого урожая Чехов велел продавать мужикам муку, только вместо пуда отвешивал полтора пуда. Это было замечено, и новых господ сочли "простоватыми". Однако главное, что победило мелиховцев, — человеческое обращение и врачевание. Уже в мае 1892 года Антон Павлович пишет: "Мужиков и лавочников я уже забрал в свои руки, победил. У одного кровь пошла горлом, другой руку деревом ушиб, у третьего девочка заболела… Оказалось, что без меня хоть в петлю полезай.

Кланяются мне почтительно, как немцы пастору, а я с ними ласков — и все идет хорошо".

Медицинскую практику Чехов развернул с первых дней своего приезда в Мелихово. Уже собираясь в имение, он сообщает, что везет с собой целый воз лекарств. Лечил, конечно, бесплатно. Бесплатно выдавались лекарства. Амбулаторные приемы велись регулярно. Приходилось выезжать и по вызовам.

Лето 1892 года выдалось тревожным. На Москву с юга надвигалась холера. Начали создавать противохолерные санитарные участки. За организацию Мелиховского участка взялся Чехов. Участок был большой: 25 деревень, 4 фабрики и один монастырь. Земство на эти цели средств не отпустило, а от денежного содержания Чехов отказался. Приходилось все необходимое выклянчивать у богатых людей и при этом попадать подчас в нелепейшее положение. Сестра миллионера графа Орлова-Давыдова, сбежавшего от холеры за границу, встретила его так, будто он пришел к ней наниматься, а архимандрит, настоятель монастыря, заявил, что если у него будут больные среди проживающих в гостинице, то они сами заплатят Чехову. "Бывают глупейшие и обиднейшие положения… — пишет Антон Павлович в августе 1892 года. — Перед отъездом графа Орлова-Давыдова я виделся с его женой. Громадные бриллианты в ушах, турнюр и неуменье держать себя. Миллионерша. С такими особами испытываешь глупое семинарское чувство, когда хочется сгрубить зря".

Плохое здоровье, отвратительные дороги, плохие лошади, "мужики грубы, нечистоплотны, недоверчивы", богачи высокомерны и прижимисты, а о том, чтобы писать — нет времени и подумать. Неудивительно, что подчас письма Чехова звучат как крик отчаяния. "Не принадлежать себе, думать только о вопросах, вздрагивать по ночам от собачьего лая и стука в ворота (не за мной ли приехали)…" Вечно думать еще и о том, что будет, когда эпидемия докатится до его участка и он останется с холерой один на один, без каких бы то ни было помощников… Все это было действительно очень тяжело. Но рядом с этими всплесками тоски неизменно следуют мысли об огромном значении самоотверженного труда тысяч интеллигентных людей, который свел к минимуму жертвы эпидемии. "В Нижнем, — пишет Чехов, — врачи и вообще культурные люди делали чудеса. Я ужасался от восторга…" И тут же с ненавистью о реакционных публицистах "Нового времени" — Жителях и Бурениных, систематически глумившихся над демократической интеллигенцией в своих желчных писаниях. В октябре 1892 года Чехов пишет: "Летом трудненько жилось, но теперь мне кажется, что ни одно лето я не проводил так хорошо, как это. Несмотря на холерную сумятицу и безденежье, державшее меня в лапах до осени, мне нравилось и хотелось жить". К этому прибавлялось чувство удовлетворения сделанным в самом имении. "Сколько я деревьев посадил! Благодаря нашему культуртрегерству Мелихово для нас стало неузнаваемо и кажется теперь необыкновенно уютным и красивым…" И в итоге: "Уже снег, холодно, но в Москву меня не тянет".

Холера будет угрожать и на следующий год. В августе 1893 года Чехов пишет: "Лето в общем было не веселое, благодаря паршивой холере. Я опять участковый врач и опять ловлю за хвост холеру, лечу амбулаторных, посещаю пункты и разъезжаю по злачным местам. Не имею права выехать из дому даже на два дня". В конце сентябрьского письма Александру Павловичу читаем: "Утро. Приемка больных. Сейчас принял № 686. Холодно. Сыро. Нет денег".

Большая занятость не погасила давнюю страсть Чехова к многолюдью в своем доме. Настойчивые приглашения приехать в усадьбу и погостить Антон Павлович начинает рассылать своим многочисленным знакомым с первых же дней. И гости приезжают. Вначале званые, а потом и незваные. Осенью он сообщает: "Служил я в земстве, заседал в Санитарном совете, ездил по фабрикам — и это мне нравилось. Меня уже считают своим и ночуют у меня, когда едут через Мелихово". Впрочем, иногда не только ночевали, но и дневали.

С радостью встречали в Мелихове давнего друга Чеховых артиста П. М. Свободина. Только теперь он очень изменился. Уже не было неистощимого на выдумки, веселого Поля Матьяса. "Похудел, — пишет Чехов, — поседел, осунулся и, когда спит, похож на мертвого. Необыкновенная кротость, покойный тон и болезненное отвращение к театру. Глядя на него, прихожу к заключению, что человек, готовящийся к смерти, не может любить театр". Предчувствия Чехова оправдались. 9 октября 1892 года в Михайловском театре во время спектакля "Шутники" Островского Свободин скончался.

Зато все приходило в оживление, когда приезжал силач, неутомимый балагур и непоседа Гиляровский. Мария Павловна вспоминала: "Страшно шумный, без умолку говорящий, все время в действии — он своим приездом будоражил всю усадьбу. Он мог выпить какое угодно количество водки, и ничего с ним не делалось, оставался все таким же". Постоянные гости Мелихова — давние друзья Иваненко и Семашко. Часто, как уже упоминалось, бывает Мизинова.

Вскоре после переезда в Мелихово произошло примирение с редакцией "Русской мысли". Положил начало ему Свободин, который, побывав у Чеховых, на обратном пути встретился в Москве с Лавровым. И вот 23 июня 1892 года Чехов получил письмо, "полное, — как писал Антон Павлович, — деликатных чувств и уверений". Уверял же Лавров в том, что журнал, который он редактирует, всегда с величайшим сочувствием следил за творческой деятельностью Чехова, что он хотел написать ему об этом еще до отъезда писателя на Сахалин, но не успел этого сделать. В заключение Лавров писал: "Теперь, пользуясь представившимся мне случаем, я спешу и считаю за особое удовольствие, как горячий поклонник Вашего таланта, сказать то, что помешали мне сказать независящие от меня обстоятельства, и просить Вас верить искренности моего уважения к Вам".