Мирон Хергиани - Тигр скал

— Это случилось в 1961 году. Грузинские альпи­нисты проходили акклиматизацию в горах Тянь-Шаня перед штурмом второй по высоте вершины Советского Союза—пика Победы (7439 м над уровнем моря), уступающего пику Коммунизма всего каких-то 56 м. Она была открыта топографами лишь в 1943 году, до тех пор высочайшим считался пик Хан-Тенгри — 6995 м.

Покоритель Хан-Тенгри Абалаков заметил среди гряды облаков огромную вершину, которая величествен­но и гордо взирала сверху на весь Тянь-Шань, на его бесчисленные хребты и кряжи, но из-за плохой види­мости Абалаков не смог определить, где она находит­ся — на нашей стороне или за рубежом.

Впоследствии не раз предпринимались экспедиции в тот район Тянь-Шаня, но из-за непогоды никто не смог точно определить местонахождение и высоту таинствен­ной вершины. Как было сказано, вплоть до 1943 года она оставалась неизвестной.

И лучше б такой и осталась — не может не про­мелькнуть эта, пусть дурная, мысль у того, кто знает, сколько замечательных людей погибло на ее склонах...

Вспомним хотя бы экспедицию 1961 года, ту страш­ную катастрофу, которая началась так незаметно и ко­торой нет оправдания...

Вот как это было.

...Мы должны были начать штурм пика Победы. Мы — это Тэймураз Кухианидзе, Джумбер Медзмариашвили, Илико Габлиани, Михаил Хергиани-Младший, Кирилл Кузьмин, который присоединился к нашей груп­пе в лагере Чон-Таш, я.

Поначалу все шло хорошо. В первый день мы подня­лись на высоту 5300 метров и ночевали в снежной пеще­ре. Вторая ночевка — на высоте 5600 метров, третья — на высоте 6000 метров. Погода плохая, но мы все же продвигаемся вперед. На 6500 метрах проводим ночь в палатках. На следующий день из-за страшнейшего ветра проходим лишь 200 метров. У нас уже не остается сил на то, чтобы вырыть укрытие в снегу, и мы опять ночуем в палатках.

И следующая ночь — в палатках, которые стоят всего лишь в каких-то ста метрах от предыдущей ночев­ки, но — уже в скалах. Дело, кажется, принимает пло­хой оборот. Высота, холод (30—40, а то и 50 градусов ниже нуля), сухость воздуха, солнечная радиация, вет­ры и снег оказывают на нас свое действие. Известно, что на высоте 3000 метров сила в руках убывает почти в три раза, что же должно быть на 6000? На такой высоте происходят изменения в составе крови, расшаты­вается нервная система, ухудшается кровообращение, работа сердца, всему этому сопутствуют головные боли, тошнота, катар и другие повреждения дыхатель­ных путей, странности в поведении. Странности в пове­дении!..

Группа приближалась к кризисному состоянию. Но о возвращении никто не помышлял.

На следующий день мы были на Западной вершине. Джумбер написал записку, которую оставили в надеж­ном месте, и мы стали спускаться на гребень, седлом тянувшийся к центральной вершине. На 7000 метров вырыли пещеру, а потом вышли к седлу, откуда уже начинался подъем к пику Победы. Ночь провели опять в палатках. Погода стояла ужасная.

В ту ночь всем нам снились дурные сны.

Наутро Михаил произнес три страшных слова:

— Мне очень плохо.

Михаил был крайне сдержанным и застенчивым человеком, он не умел жаловаться, и мы сразу поняли, что до сих пор он просто утаивал свое состояние, кре­пился, чтобы не помешать продвижению вперед. И раз произнесены эти слова, значит, больше терпеть он уже не может.

— Я спущусь с Михо в лагерь Хазарадзе через За­падную вершину,— сказал я товарищам.

Группа Хазарадзе выйдет вслед за нами на второй день и, взяв Западную вершину, вернется обратно. Они не должны были совершать траверс, как мы. Я рассчи­тывал, что -по дороге где-нибудь наткнусь на них, пору­чу им больного Михо и возвращусь наверх.

— Если нужно, я пойду с вами,— предложил Тэймураз.

— Не только нужно, а необходимо.

Все молчали. На том пути это были самые тягост­ные минуты для нашей группы. В момент, когда до же­ланной цели, ради которой столько перетерпели, рукой подать, всего какие-то метры, возвращаться обратно!.. Бросить на ветер столько трудов!..

А вершина сверкает перед самым носом, кажется, вот она, на расстоянии вытянутой руки... Путь в один день...

— Я не думаю, что у Михаила горная болезнь, он просто плохо себя чувствует, завтра будет здоров. Так что ничего тревожного нет,— нарушил молчание Кузьмин.— Мы должны подняться на вершину во что бы то ни стало...

У Кузьмина богатый опыт высотных восхождений. Потому его слова имели решающее значение. И мы поверили, мы с надеждой стали ждать завтрашнего дня. Я, Михаил и Кирилл связались одной веревкой, остальные — каждый в одиночку, и продолжили путь... Остановились на высоте 7360 метров. Ночевать будем в палатках.

— Поздравляю вас, товарищи! На такой высоте советские альпинисты еще не ночевали, мы первые! — торжественным тоном обращается к нам Кузьмин.

Но наше внимание устремлено на Михо. От состоя­ния его здоровья зависит так много. Он чувствует себя вроде неплохо. Шутит, смеется. Вообще-то всем было неважно. Давала себя знать недостаточная подготовка. Правда, я пока чувствовал себя на удивление бодро.

Так хорошо на большой высоте я никогда себя не ощу­щал.

Рассвело утро — утро на вершине. У всех у нас одна мысль: как-то сбудутся слова Кузьмина насчет выздо­ровления Михаила? Однако не все можно высказать вслух. Молчим и украдкой поглядываем на Михаила — как он выглядит?

Пока что, кажется, все в порядке. Михаил одевается, как обычно, взваливает на спину рюкзак, берет ледоруб и связывается веревкой.

Мы проходим десять метров, потом еще десять и еще, и вот тогда-то и выявляется самое страшное. Нет. Ошибался Кузьмин! Михаил только из уважения к това­рищам отчаянно борется с собой, хочет казаться здо­ровым человеком!..

«Господи, помоги!» — говорил грузин, задумав какое-нибудь доброе, благое дело. Так говорил он и садясь за еду, и собираясь отойти ко сну. Просил бога о помощи, однако никогда не сидел сложа руки и разинув рот в ожидании милостей от отца небесного, сам дейст­вовал — трудился, воевал, боролся...

— Гербету гвашид! — с этими словами мы высту­пили в путь из основного лагеря к подступам стены. Один за другим, словно это входило в наши обязан­ности, обращались мы к святому Георгию.

Не знаю, достигали ли мольбы шестерых человек слуха господня, но так хотелось верить в его существо­вание и в то, что он внемлет нам. В царстве снегов и льдов, оторванном от людей и всего живого, особенно хочется верить в существование таинственной силы, доброй и всемогущей, которая не покинет тебя в пору испытаний и пребудет с тобой от начала до конца...

Наша шестерка ритмично, без перебивок продвига­лась к Зеркалу. Мы пересекали ответвление Чатинского кулуара, чтобы выйти к подступам. И вот наконец!.. Мы остановились, ошеломленные зрелищем сверкаю­щей в солнечных лучах гигантской ледовой стены. Величественное зрелище это внушало почтительный трепет.