Сборник Сборник - Рассказы о великом Сталине. Книга 2

Благотворное влияние оказал на юного Ладо старший брат Нико. Чтение разных книг сделалось привычкой в семье. Ладо все больше увлекался чтением серьезных книг. В Горийском училище в четвергом классе он начал выпускать нелегальный рукописный журнал под названием «Гантиади» («Рассвет»). Номера журнала состояли из 6–8 страниц, исписанных красивым почерком Ладо. Я запомнил этот журнал потому, что в детстве очень любил рисунки, а первая страница журнала всегда была художественно оформлена.

Экземпляры «Гангиади» Ладо привозил во время каникул в Тквиави, показывал старшему брату. Нико предупреждал Ладо: «Будь осторожен, не дай себя поймать с этим журналом, а то исключат из училища».

На изучение предметов Ладо тратил немного времени, он легко усваивал уроки и все свободное время посвящал чтению различных книг. Ладо успел уже перечитать русских и грузинских классиков, Белинского и Писарева. Я помню, как он, вступая в спор со старшим братом, часто называл эти имена.

В мае 1891 года Ладо окончил Горийское училище, а в сентябре поступил в Тбилисскую семинарию.

В первой половине декабря 1893 года Ладо неожиданно вернулся из Тбилиси домой. Приезд был вызван забастовкой семинаристов, в которой Ладо играл руководящую роль. 87 студентов, в том числе брат мой, были исключены из семинарии.

Лишенный права проживать в Тбилиси, Ладо с конца 1893 до августа 1894 года жил в деревне и все время проводил за чтением книг. Его не покидала мысль продолжать образование.

В последних числах августа 1894 года Ладо уехал в Киев, где ему удалось поступить в духовную семинарию. Но в апреле 1896 года за участие в работе революционных социал-демократических кружков Ладо был арестован и через три месяца выслан этапным порядком на родину под надзор полиции.

Некоторое время Ладо жил в Тквиави, а затем в селе Джава, где ему пришлось работать в сельской канцелярии.

В Джаве Ладо тесно сблизился с крестьянами, которые, полюбив его, часто обращались к нему за разными советами.

В сентябре 1897 года Ладо приехал в Тбилиси. Здесь он устроился на работу в типографии Хеладзе, жил нелегально.

В типографии Ладо хорошо изучил печатное дело и: сумел отпечатать несколько нелегальных брошюр и прокламаций. Он уже входил тогда в «Месамедаси».

В ноябре 1899 года, после исключения из семинарии, я работал в Тбилисской обсерватории. В конце года здесь же устроился Иосиф Джугашвили. Квартиру мы получили в здании обсерватории. Как Ладо, так и другие партийные товарищи пользовались нашей квартирой — проводили по ночам собрания. Не имея надежного пристанища, Ладо часто ночевал у нас. В тот период он был уже профессиональным революционером и ни к кому с такой силой и надеждой не влекло его, как к товарищу Сталину. Став ближайшим его другом, он приходил в восторг от логичности суждений и прозорливости молодого Сталина.

В конце 1899 года, по решению тбилисской руководящей социал-демократической группы, Ладо организовал забастовку рабочих конной железной дороги. Она началась 1 января 1900 года. Ладо был выдан провокатором и уже не мог оставаться в Тбилиси. Помимо этого, жандармское управление давно его разыскивало.

В средних числах января 1900 года по решению тбилисской руководящей партийной группы, возглавлявшейся товарищем Сталиным, Ладо уехал в Баку для организации там нелегальной типографии и оживления работы бакинской социал-демократии. Нужно заметить, что Ладо ездил в Баку и в 1899 году и знакомился с условиями будущей своей работы в этом городе.

В октябре 1900 года мне тоже пришлось переселиться в Баку. Вначале я встречался с братом, потом в течение нескольких месяцев мне не удавалось его видеть. Меня охватил страх за Ладо, в особенности, когда я убедился, что жандармы разыскивают его.

Однажды я встретился с Ладо в самом центре города, на так называемом Парапете. Он исхудал, побледнел. На мой вопрос, почему так долго не показывался, он ответил: «Был болен». Впоследствии я узнал, что Ладо днем и ночью работал в подпольной типографии.

Беседуя, мы прошли несколько улиц и, наконец, подошли к маленькому дому. Вход был со двора. Мы вошли в коридор, а затем в комнату, заполненную типографскими принадлежностями. Здесь были шрифты, краски, бумага, деревянный молоток… Печатная машина находилась в другой комнате, там, где стояли кушетка, маленький столик. На столе — чернильница, ручка, разные рукописи, кусок хлеба, сыр, чайник и маленькое зеркальце.

Я присел на кушетку и начал читать «Брдзола». Первый раз я читал нелегальную грузинскую революционную газету и воочию убедился, что давнишняя мечта Ладо осуществилась. Почему-то в мыслях пронеслись минувшие годы, прежние беседы Ладо со старшим братом в летние ночи, когда меня, как маленького, с наступлением сумерек посылали спать. Я ложился, но не засыпал и вслушивался в их беседу… Вспомнил я поступление Ладо в семинарию, исключение его, поездку в Киев, арест и высылку обратно на родину под надзор полиции, затем-Тбилиси, типографию Хеладзе, обсерваторию, долгие беседы его с товарищем Сталиным. Вот их осуществленная мечта-нелегальная типография и отпечатанные на грузинском и русском языках революционная газета, прокламации.

Глубокое волнение охватило меня, когда я осматривал типографию, читал «Брдзола».

— Ты это прочтешь потом, дома, а теперь расскажи, что знаешь о домашних, — обратился ко мне Ладо.

Почти целый час я пробыл у брата в типографии, осмотрел ее внимательно, потрогал шрифты, печатную машину.

— Ну-ка, взгляни на себя в зеркало, на кого ты похож, — сказал мне Ладо с улыбкой, подавая маленькое зеркало.

Лицо было испачкано типографской краской. — Не трогай больше ничего, вот вода и мыло. При прощании Ладо предупредил меня ни в коем случае не заходить без него на эту квартиру. Условились встречаться на Балаханской улице в квартире знакомого машиниста.

О том, что за границей издается «Искра», я знал и с нетерпением ждал дня, когда увижу и прочту ее.

Однажды, весной 1901 года, встретившись со мной, Ладо- Кецховели вынул из внутреннего кармана сложенную в несколько раз папиросную бумагу и, протянув ее мне, сказал: «Вот и наша „Искра“».

Это был подлинный номер «Искры», полученной в ограниченном количестве из-за границы.

Мелкий, но разборчивый, четкий шрифт не утомлял зрения при чтении, сама бумага хотя и называлась папиросной, но отличалась достаточной прочностью: прекрасно выдерживала с обеих сторон типографскую краску. На заглавном листе стоял эпиграф — «Из искры возгорится пламя», а также лозунг Маркса и Энгельса из «Коммунистического манифеста» — «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!»

Так как транспортировка «Искры» из-за границы в массовом количестве была затруднительна, а рабочие читатели не имели возможности быть в курсе партийных событий, решено было организовать печатание «Искры» и в России.