Георгий Метельский - До последнего дыхания. Повесть об Иване Фиолетове

Фиолетов пробежал глазами циркуляр:

«По распоряжению его высокопревосходительства г-на министра внутренних дел… предписываю: во-первых, немедленно закрыть во вверенном вам уезде комитеты и колонии ссыльных, а также содержимые названными колониями квартиры для собраний, столовые и школы».

— Не правда ли, гнуснейший документ? — спросил Платонов. — Однако, несмотря на запрет, мы продолжаем существовать и, больше того, действовать, работать!

Они разговаривали долго и понравились друг другу. Платонов несколько раз бывал в Баку, любил этот город, и ему было интересно все, о чем рассказывал Фиолетов. Фиолетову было интересно все, что рассказывал Платонов.

— Надеюсь, Иван Тимофеевич, мы будем иметь честь видеть вас в числе членов колонии, — сказал Платонов.

— Конечно, Павел Антонович. Если есть такая организация, то как же мне оставаться в стороне?

— Тогда прошу познакомиться с нашим уставом.

Фиолетов прочел отпечатанный на гектографе («У них и гектограф есть», — подумал он) текст устава: «Цель устройства колонии — объединение ссыльных, оказание пособия своим членам посредством выдачи ссуд, способствовать политическим ссыльным в приискании квартиры…»

— Кстати, Иван Тимофеевич, как у вас с жильем? Устроились?

— Пока не устроился… Я, видите ли, к жене приехал… А она сама живет на птичьих правах.

— Квартирными делами у нас занимается товарищ Шефнер, но список свободных комнат есть и у меня. Вот, например, довольно удобная квартира у Новоселовых на Первой… Комната с кухонькой, отдельный вход. И не очень дорого — четыре рубля в месяц. Вас это устроит?

Назавтра они перебрались на новую квартиру, и Фиолетов сразу поехал в лес за дровами. Лошадь дал хозяин, Иван Иванович, степенный мужик, уже в летах, бородатый, как все старообрядцы. Он вышел на крылечко и смотрел, как его новый квартирант запрягает лошадь. Последний раз Фиолетов занимался этим делом в детстве, однако не забыл и выдержал экзамен.

— Глянь-ка, — сказал хозяин, — царский преступник, а запрячь коня горазд… Ладно, с тобой по первому разу поеду, а то заблукаешь сам-то.

Доверие хозяина было завоевано, и это обрадовало Фиолетова. Кто знает, может быть, и этого человека удастся обратить в свою веру, научить его разбираться, что к чему. Не только в Баку надо будоражить людей, и раз судьба, при помощи царя-батюшки, забросила его в этот медвежий угол, то и здесь надо продолжать делать то, что делал он в Баку.

Комната им понравилась. Теплая, с трубкой, в которой весело потрескивали звонкие березовые дрова. Фиолетов намаялся за день, сам перерубил все привезенные из лесу бревна, сложил по-хозяйски в поленницу, а вечером долго сидел рядом с Ольгой у огня на низенькой скамеечке, молчал и думал, что жизнь, если разобраться, совсем неплохая штука…

На следующий день Фиолетов разыскал Дусю.

— А, женишок приехал, — приветствовала она гостя.

— Пришел поблагодарить тебя.

— Не за что… А я, Ванечка, уезжаю из Яренска. В Кадников переводят.

— Вот как… Ну что ж, удачи тебе…

Первые три-четыре дня он намеревался заниматься только домашними делами, но уже на второй день не выдержал и собрался искать библиотеку. Еще в баиловской тюрьме он твердо решил, что за годы ссылки подготовится и сдаст экзамен на аттестат зрелости.

Хозяева квартиры не знали, где помещается в Яренске библиотека, пришлось спрашивать на улице у прохожих.

— Как раз туда направляюсь, — ответил Фиолетову коренастый молодой человек в легоньком не по сезону пальтишке. Лицо его было закутано башлыком, надетым поверх фуражки.

— Вот и хорошо, вместе пойдем.

Человек в фуражке ухмыльнулся и скосил на Фиолетова глаза.

— Я, собственно, понятия не имею, где у них тут библиотека. Только вчера приехал.

— По своей или по чужой воле?

— Кто ж сюда по своей воле приезжает!

— И то верно… Может быть, познакомимся? Фиолетов Иван, политический ссыльный.

— Зевин Яков…

— Володя! — В голосе Фиолетова звучало неподдельное удивление. — Вот это да… Черт полосатый, так закутался, что тебя и не узнать. Гляжу, облик вроде знакомый, а чей — не догадываюсь. Ну здравствуй! Так, значит, тебя тоже в Яренск? На сколько?

— На два года. А тебя?

— На три… И голос на твой не похож, — продолжал оправдываться Фиолетов.

— Хриплю, Ванечка. Простудился в дороге.

С Яковом Зевиным, которого в Баку звали подпольной кличкой Володя, Фиолетов встретился впервые год назад. Партийную работу они вели в разных районах: Фиолетов в Балаханах, Зевин в Городском районе — и виделись редко.

— Еще кто из наших есть в Яренске? — спросил Зевин.

— Ольга Банникова…

— Тебе повезло… Я ехал сюда из Вологды вместе с Шендеровым. Он рассказывал, что вы с Ольгой у него квартиру снимали.

Фиолетов кивнул.

— Было дело… Значит, нас, бакинцев, уже четверо. Сила, как любит говорить Вацек…

Бесплатная земская библиотека-читальня за неимением казенного помещения занимала комнату в доме священника Покровской церкви Добрякова. Отец Иосиф и его многочисленная семья — матушка Прасковья Кондратьевна, четверо взрослых дочерей и сын, студент Томского университета, — сочувствовали политическим ссыльным и помогали им. Отец Иосиф в нарушение всех мирских и церковных правил мог, например, обвенчать холостяка с неразведенной женой, только бы они оба остались в Яренске. «Политические ссыльные считают его своим священником, — докладывал яренский исправник начальнику Вологодского жандармского управления, — и все совершающиеся с ними браки, крещения, похороны обязательно исполняются о. Добряковым… Все его семейство проникнуто либерализмом и весьма неблагонадежно в политическом отношении».

Комната, куда они вошли, живо напоминала Фиолетову библиотеку в Черном городе, где он впервые получил книги, рекомендованные Лидией Николаевной. Здесь тоже была своя Лидия Николаевна, но выглядела она совсем по-иному: пожилая, полная, с тугим пучком седых волос на затылке — и звалась Варварой Порфирьевной.

— Милости просим, господа, — приветствовала она вошедших. — Раздевайтесь, у нас тепло.

Несколько шкафов с книгами были распахнуты и кое-где сверкали бронзой корешков. На большом круглом столе лежали газеты и журналы «Природа и люди», «Вокруг света», «Нива»…

— Выписываем двадцать два журнала — на любой вкус, — сказала Варвара Порфирьевна. — И десять наименований газет.

— А учебники у вас есть? — спросил Фиолетов.

— Конечно… Вам по какому предмету?

— Да по всем… — Он хотел было добавить: «кроме закона божьего», но спохватился: вдруг библиотекарша имеет отношение к хозяину дома?

Варвара Порфпрьевна улыбнулась.

— «По всем» тоже есть… Спрос на учебники у нас большой, особенно среди приезжих… таких, как вы. Да и беллетристику берут тоже в основном политические ссыльные. Коренное население, увы, не больно сильно в грамоте.