Виктор Прибытков - Черненко

Лигачев вспоминает, как однажды, будучи уже в должности генерального секретаря, прилетел Горбачев из Италии.

«— Егор, ты знаешь, весь Рим меня провожал.

Я ему:

— Михаил Сергеевич, надо бы на Волгу съездить и в Сибирь.

А он: мол, ты опять за свое, я тебе про Италию, а ты — Сибирь! И так довольно часто бывало».

…Черненко, похоже, читал мысли Горбачева и прекрасно понимал его тревоги — ведь догадаться о том, что у него на душе, было несложно. И он решил не поступать с ним так, как совсем недавно с ним самим поступил Андропов. Он доверил ему — и настоял на этом, что гораздо труднее! — по сути, второй по значимости пост в партии. Отныне и до самой смерти Черненко Горбачев будет его правой рукой. Формально, конечно, так как для Горбачева отношения с Черненко уже не имели особого значения. Судьба Михаила Сергеевича была в значительной мере предопределена, и Константин Устинович своими руками зажег ему зеленый свет: путь наверх, до поста генерального и будущего президентского кресла, был открыт.

Многие потом с удивлением припоминали, что Горбачев при Черненко продолжал успешно делать карьеру и ему никто не чинил препятствий. Действительно, Константин Устинович предпринял все для того, чтобы превратить противника, молодого и энергичного конкурента, в сподвижника, помощника, коллегу. И делал он это довольно искусно — ведь за его спиной была уникальная школа, даже не школа — настоящая академия аппаратной работы, в которой наука о том, как строить свои отношения с коллегами, всегда была одной из главных. Но кто бы тогда мог подумать, что скрывается за образом «своего парня», в котором Горбачев представал перед окружающими.

Стал ли Горбачев членом «команды Черненко», верным соратником человека, сделавшего его вторым лицом в партии? Чувствовал ли он себя, хотя бы чисто по-человечески, признательным или обязанным чем-то Константину Устиновичу? Конечно же нет! Хорошо известно, что многие люди, которые не без основания рассчитывали на благодарность Горбачева, на его защиту и покровительство, были им преданы. Причем не только из близкого окружения — вспомним хотя бы бывшего руководителя ГДР Хонеккера, которого он сдал властям ФРГ. Черненко — не исключение.

Горбачев спешил стать первым . Он понимал, что время больше не работает на Черненко, что, возможно, совершенно скоро мечта его сбудется. Нетерпение овладело не только им — Раиса Максимовна была посвящена в планы мужа и примеряла на себя статус «первой леди». Сошлюсь на опубликованные воспоминания бывшего начальника охраны Брежнева генерала КГБ Владимира Медведева. Как раз в то самое время, о котором мы говорим, он получил незначительную должность (если принять во внимание, кем он был при Брежневе) охранника супруги одного из секретарей ЦК. Этим секретарем был Горбачев.

«Во время поездки в Болгарию (сентябрь 1984 года), — пишет Медведев, — у нее была своя связь с Михаилом Сергеевичем, тем не менее она спрашивала меня каждое утро:

— Какая информация из Москвы?

Она старалась выяснить новости по моим каналам, как будто чего-то ждала. Чего? Можно было лишь догадываться: тогдашний Генеральный секретарь ЦК КПСС Черненко был неизлечимо болен…

— Все в порядке, все нормально. Ничего чрезвычайного, — отвечал я…

Последнее солнечное утро застало нас в Варне, отсюда мы должны были лететь в Софию: прибывал Горбачев. Снова, как всегда:

— Какая информация из Москвы?

Мои догадки подтвердились. В самолете в этот последний наш совместный с ней перелет Раиса Максимовна интересовалась подробностями моей службы у Брежнева, расспрашивала, как была организована охрана, кто подбирал обслугу, каков был состав обслуживающего персонала — повара, официанты, уборщицы, парковые рабочие… кто еще? Расспрашивала о структуре и взаимоотношениях охраны и обслуги.

— Возможно, к этому разговору мы еще со временем вернемся, — сказала она».

Во второй половине 1984 года Горбачев, пользуясь ухудшающимся состоянием здоровья генсека, начал постепенно брать в свои руки бразды правления не только в Секретариате, но и в Политбюро ЦК КПСС. Заметно активизировал он свое участие в международной деятельности партии, дал волю не покидающей его страсти к заграничным командировкам. Впрочем, как позднее стало ясно, дело было не только в любви к поездкам в европейские столицы и всевозможным встречам. Он понимал, что произнесенная Маргарет Тэтчер фраза: «С этим человеком можно иметь дело» — это недвусмысленное обещание для него необычной судьбы, которое может сыграть знаковую роль в его жизни. Против покровительства западных лидеров Горбачев не только не возражал, а скорее, наоборот, лез из кожи вон, чтобы продемонстрировать свое подобострастие перед ними. Говорили, что за одну улыбку Тэтчер он готов полцарства отдать. Как выяснилось позднее, напрасно шутили. На встрече с канцлером ФРГ по проблемам воссоединения Германии он сделал поистине царственный жест, установив для немцев в качестве компенсации потерь, понесенных Советским Союзом в результате этого воссоединения, чисто символическую сумму выплат. Осчастливленные немцы за такую щедрость провозгласили его национальным героем и присвоили ему звание «Лучший немец года».

Константин Устинович, несмотря на то, что многие годы был своеобразным аккумулятором всей сложной и многогранной аппаратной работы, которая обеспечивала деятельность самого верхнего партийного эшелона, став у руля партии и государства, оказался в незавидном положении. Дело в том, что состав его команды так и не сложился, позиция ближайшего его окружения была неопределенно-выжидательной.

Ни в коем случае я не хочу брать на себя смелость судить о возможностях и способностях членов и кандидатов в члены Политбюро, секретарей ЦК КПСС состава 1984 года, тем более претендовать на глубину анализа их достоинств и недостатков. Хочу только заметить, что у Черненко как лидера не было реальной опоры во властной среде, не было необходимой для первого руководителя надежной группы высокопоставленных лиц, как это было, например, у его предшественников — Брежнева и Андропова. Из брежневского «ядра» к тому времени остались лишь Устинов и Громыко. Об особенностях характера последнего мы уже говорили. А вот с Устиновым у Черненко сложились теплые отношения. Только дружба с ним теперь не играла в Политбюро существенной роли, тем более что судьба уже вела отсчет последних месяцев и недель, отпущенных Дмитрию Федоровичу. Но даже будучи тяжелобольным и находясь у последней черты, Устинов за несколько дней до своей смерти, в декабре 1984 года, находил в себе силы поддержать и хоть немного приободрить больного Черненко. Такое мужество и благородство, безусловно, заслуживают уважения.