Филипп Эрланже - Регент

Известие о серьезной болезни Филиппа V окончательно его поколебало. Несчастный монарх, впадавший в слабоумие, оглох и ослеп и даже не слышал ударов жезла, которым главный мажордом возвещал о прибытии Альберони, никого не допускавшего к монарху. Если эта отвратительная итальянская марионетка исчезнет, то вместе с ним сойдет со сцены и Елизавета Фарнезе, и тогда в Испании будет новый король — сын Марии-Луизы Савойской, внучатый племянник герцога Орлеанского, и он-то наверняка будет за союз с Францией.

В таком сомнении пребывал Филипп, раздираемый угрызениями совести и сожалениями, прежде чем решиться покончить с нейтралитетом, с подписанным в Гааге соглашением, с британской дружбой — со всем, к чему вынудили его обстоятельства.

Узнав об этом, аббат Дюбуа садится на первый же корабль и, появившись в Париже, застает там следующую картину: двор и парижане увлекаются воспоминаниями о войне, парламент дышит ненавистью, между Ноайем и Лоу открытая вражда.

Дюбуа тут же встает на сторону шотландца, расхваливая на все лады процветание, которым Великобритания обязана своему Королевскому банку и своей Южной компании; ее вот-вот должен возглавить сам Георг I. Сторонников Испании он открыто называет ворами и мошенниками.

Но в декабре все меняется. Выздоровление Филиппа V удваивает наглость Альберони и открывает глаза регенту. Ноай вынужден признаться в астрономическом дефиците годового баланса, тогда как Лоу выдает своим пайщикам огромные дивиденды только за один квартал.

Беспомощность и никчемность людей прошлого бросается в глаза. На что способен д’Юксель? Развязать европейскую войну. А Ноай? Довести всех до банкротства. И маршалу и герцогу регент решительно предпочитает аббата-плебея, авантюриста по натуре.

В письме, направленном регентом в Мадрид 24 декабря, прямо говорится, что Франция не станет вмешиваться в дуэль между Испанией и Австрией. Новая выходка парламента 26 января 1718 года приводит к изгнанию Дагессо. Ноай смиренно приносит прошение об отставке, видя свое поражение, Лоу становится настоящим руководителем экономики страны, а успокоенный Дюбуа отправляется в Лондон.

Однако Филипп вовсе не отдается слепо новой политике: он заставляет Ноайя войти в Совет по регентству, но в то же время поручает аббату защищать законные интересы Испании, а по необходимости — спасти ее от нее самой.

«Я регент Франции, — писал он, — и должен вести себя так, чтобы никто не мог упрекнуть меня, будто я забочусь только о себе».

Филипп V поправился только физически — умственное состояние этого несчастного короля оставалось плачевным, и он полностью зависел от своей жены, другими словами — от своего первого министра. Альберони, агрессивность которого после недавно пережитого им страха перед изгнанием только увеличилась, сбрасывает все покровы и открыто начинает заниматься заключением союза между Швецией и Россией, мечтает об объединении всех сторонников Стюарта и поручает Сельямаре организовать заговор с целью отстранения регента от власти.

Тем временем Георг I, напуганный и возможностью создания Северной лиги, и угрозами, исходящими от Якова Стюарта, единственное свое спасение видит в союзе с Францией, полагая гарантом этого союза Дюбуа. Скромный посланник в августе 1716 года, аббат в январе 1718-го становится настоящим руководителем этого Тройственного союза, который он же и создал с таким трудом. И все надменные правители — Его Католическое величество, высокомерный Георг I, ужасный Карл XII, московский великан, да и сам папа — все оказываются разделены на две соперничающие группы, одной из которых заправляет сын садовника из Пармы, а другой — сын аптекаря из Лиможа.

К концу февраля Франция и Англия пришли к соглашению относительно пунктов мирного договора, который они намеревались предложить двум воюющим сторонам. Император формально отказывался от Испании и получал взамен, за счет герцога Савойского, плодородную Сицилию вместо нищей Сардинии; герцогства Пармское и Тосканское отходили к дону Карлосу после смерти их суверенов.

Оставалось уговорить мадридских безумцев. Регент направляет к Филиппу V маркиза де Нанкре, большого друга Испании, с поручением добиться перемирия даже ценой больших уступок. Но увы! У посредника не оказалось даже возможности показать свое искусство. Как только Альберони становится известна суть франкоанглийских предложений, он впадает в хорошо рассчитанную ярость, всегда производившую на его собеседников большое впечатление.

Кардинал называет предложения союзников «неудобоваримыми и скандальными», виня во всем Дюбуа и Стенхоупа. Все правительства Европы, по его словам, оказались сбиты с толку, потому что пошли на поводу у тех, кто намеревался кромсать королевства как голландский сыр. И он, Альберони, страстный приверженец мира, не мог советовать своему господину забыть об этом оскорблении и предательстве.

Однако переговоров этот мошенник не прерывает. Его вполне удовлетворяли новости, которые поступали из Швеции, Бретани, из Парижа и из самого Лондона, где крайне обострилась парламентская борьба. Альберони везде заложил мины и теперь с наслаждением ждал, пока они взорвутся. И пока союзники старались предотвратить эти взрывы, в испанских арсеналах шла непрерывная работа и новая Армада готова была сойти со стапелей. Ответ кардинала посланникам регента был категоричен: только завоевание Сицилии.

Европа напряженно ждала каждый день начала конфликта, с неизбежностью которого она все больше смирялась.

Европа, но не Дюбуа. К июню он понял, что справиться с Испанией можно, только запугав ее, и осуществил, одну за другой, две атаки против своего соперника. Сначала он сделал секретное добавление к лондонскому соглашению: если в течение трех месяцев Филипп V не присоединится к этому договору, союзники заставят его сделать это, применив силу. Это добавление лишь развеселило кардинала: через три месяца правительства Парижа и Лондона будут числиться среди скромных подданных Его Католического величества.

И тогда Дюбуа пускает в ход козырную карту: он просит короля Англии прислушаться к Карлу VI и направить эскадру для защиты Италии. И 15 июня эскадра из двадцати кораблей под командованием адмирала Бинга отправилась в путь.

Но было уже слишком поздно: как только они отошли от берегов Англии, испанский флот взял курс на Палермо.

Шауб, британский посол в Вене, 18 июня представил лорду Стерсу план, выработанный Дюбуа и одобренный Георгом I и императором. Надо было получить лишь одобрение французских министров, благоразумно отстраненных от переговоров.