Филипп Эрланже - Регент

Когда полковник Стенхоуп зачитывает кардиналу инструкции, данные адмиралу Бингу, фанфарон парирует: «Испанцев не так-то просто запугать, и я полностью полагаюсь на храбрость наших моряков, а если ваш адмирал осмелится атаковать, я ни минуты не сомневаюсь в результате».

Тогда полковник протягивает ему список английских кораблей, участвующих в операции, и предлагает сравнить их численность с количеством испанских кораблей. Охваченный неудержимой яростью, Альберони рвет список в клочки, растаптывает их. Однако он соглашается поставить короля в известность.

Через девять дней англичанин получил невероятный ответ: «Его Католическое величество оказал мне честь передать Вам, что адмирал Бинг волен выполнять инструкции, полученные им от его повелителя, английского короля…»

Филипп был полон решимости предпринять все возможное для предотвращения братоубийственной войны. Он умоляет Стенхоупа отправиться за Пиренеи и купить мир ценой самой большой драгоценности английской короны — ценой Гибралтара. Растроганный мольбами принца, министр соглашается, но выдвигает встречное условие: поддержку его высочества, в случае если дерзость испанцев вынудит адмирала Бинга пойти на крайние меры.

Заручившись согласием, Стенхоуп отправляется в путь; в Байонне ему приходится долго ждать паспорта, без которого невозможно пересечь границу.

За это время маркиз де Леде взял Мессину и готовил осаду Сиракуз. Бинг, расположившийся в Неаполе, просит маркиза прекратить враждебные действия, дабы облегчить Георгу I посредническую миссию. Отказ маркиза избавляет старого моряка от каких-либо угрызений совести.

Испанский флот, беспорядочным строем направлявшийся к Сиракузам, 11 августа 1718 года встретил возле Пассаро плавающие крепости под британским флагом. Двадцать три корабля из двадцати девяти (шесть были взяты в плен) пошли на дно моря возле Сицилии, а вместе с ними — все химеры Филиппа V, все планы его министра.

Выполнив свою задачу, адмирал с изысканной вежливостью освобождает пленных, а затем направляет маркизу де Леде послание с извинениями за это прискорбное «недоразумение», за «чистую случайность».

У испанцев не осталось ни одного корабля, который мог бы отправиться на родину с сообщением для короля. Поэтому Стенхоуп сообщил об этом Альберони, который вел себя еще более вызывающе, чем обычно.

В потрясенном Париже новость о битве при Пассаро узнали раньше, чем в Мадриде. Никто не думал о том, что Европа избежала катастрофы — Франция была уязвлена небывалым триумфом англичан и вместе с Испанией ощущала себя потерпевшей стороной. Нанкре поручается сообщить о случившемся Альберони. Зрелище было странным: побежденный принял известие о собственном поражении с невозмутимым видом, тогда как по лицу представителя победителей катились слезы.

И только один Дюбуа не скрывал своей радости: сын аптекаря победил сына садовника.

Дюбуа возвращается в Париж. В его чемоданах целых две революции: одна — дипломатическая; другая — одежды. Удачливый посланник научил английских леди носить расшитые золотом и серебром туалеты, гордость французского двора. Обратно же он привез легкую, пышную и сладострастную моду — фижмы, что сразу же произвело фурор.

Эта мода словно была специально придумана для пышных форм герцогини де Бёрри; она скрывала излишнюю полноту и выгодно подчеркивала величественную шею и красивые руки. То было время ее славы.

По стопам старшей сестры пошла и другая принцесса Орлеанская. Луиза-Аглая де Валуа без памяти влюбилась в фатоватого Ришелье, который всем рассказывал о связи, на которую он пошел из чистого тщеславия. Одновременно он ухаживает за мадемуазель де Шаролэ, сестрой герцога Бурбонского, показывая всем желающим сумбурные послания обеих любовниц.

Подобная низость совершенно не останавливала семнадцатилетнюю Элвиру. Как и ее сестра, мадемуазель де Валуа, она потеряла голову из-за этого недостойного человека. Напрасно и Мадам, и герцогиня Орлеанская, и сам Филипп строго следили за влюбленной. Прошло целых два месяца, прежде чем обнаружили потайную дверь, ведущую в покои, где наслаждались любовники.

Однако все это вовсе не мешало царившему при дворе веселью. Шумные празднества устраивались то в Пале-Рояль, то в Люксембургском дворце, то в Аньере или Севре, в Медоне, в Сен-Клу. Оппозиция порицала эти вакханалии, но от нравоучений воздерживалась.

В благодатной долине Сё, как всегда, царила герцогиня Менская. С полдня до рассвета принцесса изводила своих подданных — дворян и поэтов — насильственными развлечениями. Здесь нельзя было позволить себе ни минуты скуки, ни минуты передышки: за театральным представлением следовал пышный обед, лотерея сменялась костюмированным балом, здесь соревновались в острословии, создавали шедевры, изощрялись в рифмованных диалогах.

Среди прочих обожателей герцогини выделялись потерявший голову от любви кардинал Мельхиор де Полиньяк, аббат Жене, граф Лаваль, питавший ненависть к регенту, который лишил его возможности стать герцогом, маркиз де Помпадур, Ришелье, президент парламента Меем.

Вот уже десять лет все они развлекали герцогиню. Слишком боязливый, чтобы принимать в этом участие, и слишком слабый, дабы помешать, герцог Менский счел за лучшее отречься от своих прав, предоставив жене право печься о судьбах Франции.

Эта неожиданная роль привела герцогиню в восторг. Теперь по вечерам, оставив пышные наряды, она переодевалась в простое платье и, сев в карету без гербов, которой правил Лаваль, отправлялась в Париж. У Мэльских ворот, на берегу Сены, за старинной решеткой стоял охотничий павильон. Здесь герцогиня Менская встречалась с Сельямаре, тоже переодетым, с изысканным Полиньяком, маркизом де Помпадур, с генеральным адвокатом Давизаром, иногда с Ришелье — и все вместе они весело строили планы будущей гражданской войны.

Де Меем и Давизар могли обеспечить Филиппу V, будущему регенту, поддержку парламента, Лаваль — поддержку средних слоев аристократии, возмущенных поведением пэров. Две фурии, мадам де Кокоен и мадам де Боннамур требовали для Бретани независимости и посылали эмиссаров в Анжу, в Пуату, в Ла-Ванде. Нунций Бантивольо, в прошлом служивший в кавалерии, объединял вокруг иезуитов церковнослужителей севера страны. Ришелье, полк которого был расквартирован в Байонне, предполагал отдать город испанцам; Виллар отвечал за армию; д’Юксель тормозил деятельность правительства, и, наконец, Вильруа должен был освятить действия заговорщиков, предоставив им в качестве знамени малолетнего короля. Герцогиня Менская, всегда помнившая о роли искусства, предполагала поручить своему любимцу Вольтеру расправиться с регентом при помощи памфлетов.