Роман Добрый - Шеф сыскной полиции Санкт-Петербурга И.Д.Путилин. В 2-х тт. [Т. 2]

И он указал на закрытые ставни одного из домов, на которых мелом были начерчены кресты.

¾ А что это?

¾ Это грозный предвестник погрома. Держу пари, этот дом с крестами — еврейский. Вы простите меня, но... по-моему, вы поступили очень неосторожно.

¾ А именно? — обидчиво повернулся к великому сыщику толстяк.

¾ Вы чересчур уж открыто, явно обнаружили убийство... с ритуальной целью. Тут, принимая во вни­мание страшность обвинения... пардон! Я хотел ска­зать — преступления, следовало соблюдать особую осторожность. В горючий материал надо осмотритель­нее всовывать легковоспламеняющиеся вещества. Стой! — Путилин резко осадил кучера.

Перед большой толпой простолюдинов стоял высо­кий человек в черной шинели и фетровой шляпе. Он, сильно размахивая руками, что-то возбужденно объяс­нял толпе.

Путилин быстро выскочил из кареты и подошел к человеку в черном.

¾ Да, ужасное преступление! — вслух произнес он.

¾ Не правда ли? — живо повернулась к нему чер­ная шинель.

Секунда... И Путилин, слегка поклонившись, быст­ро сел в карету. Вся сцена прошла мимолетно.

Путилин заехал к влиятельнейшему лицу в городе и пробыл у него недолго. Когда он садился в карету, я увидел, как довольная улыбка трогала концы его губ.

¾ На вокзал! — отдал он приказ кучеру. — Ска­жите, коллега, ведь там, на вокзале, был составлен первый протокол?

¾ Да, да, уважаемый Иван Дмитриевич, — ответил глава мин­ского сыска.

¾ Состав жандармского наряда там одинаков?

¾ Да. Сменяются на часы, но состав тот же.

Я никогда еще не видел моего знаменитого друга в таком резко приподнятом состоянии духа. Глаза его сверкали, он весь был — один порыв.

В жандармской комнате нас встретил тучный, упи­танный штабс-ротмистр.

Услышав фамилию Путилина, он рассыпался в ком­плиментах.

¾ Скажите, ротмистр, это дело вам памятно все до мелочей?

¾ Помилуйте, ваше превосходительство, конечно! Всего ведь трое суток прошло...

¾ На одну минутку, в сторонку... Всего два во­проса...

Мы с местным Лекоком остались в середине комнаты и видели, как Путилин о чем-то спрашивал офи­цера.

¾ Да?

¾ Да.

¾ Вы хорошо помните?

¾ Как нельзя лучше.

¾ Ну, вот и все. Спасибо!

И, пожав руку ротмистру, великий сыщик подошел к нам.

¾ В путь-дорогу, господа! Ну, помилуй Бог, ка­кой горячий свидетель!

Эти последние слова он произнес сам про себя, как бы мурлыкая.

¾ О каком горячем свидетеле говорите вы, ваше превосходительство? — ревниво спросил моего друга его провинци­альный коллега.

¾ Да вот... о милейшем ротмистре... — ответил Путилин, садясь в карету.

Через минут пять мы были в особом по­мещении участка, где находился труп несчастной жертвы гнусного, страшного злодеяния.

Путилин отдернул кисейку, которой была прикры­та бедная девочка, и обратился ко мне:

¾ Твое мнение, доктор?

Бедный ребенок! Я как сейчас его вижу. Головка херувима с длинными белокурыми локонами... Лицо ужасно: выражения такого страшного физического страдания мне еще никогда не приходилось наблю­дать.

Я взял труп на руки и поднес его к яркому свету окна. Проклятые проколы были видны до удивитель­ности, и весь труп, обескровленный до капли, казался восковым, прозрачным.

¾ Мне приходится только присоединиться к мне­нию моих коллег, — с дрожью в голосе ответил я. — Какое подлое изуверство!

¾ Эти страшные проколы наносились живой или мертвой девочке?

¾ Судя по отпечатку на ее лице невыносимых фи­зических мук, мы должны прийти к заключению, что ее истязали живую.

¾ Чем сделаны эти раны-проколы?

¾ Каким-нибудь орудием вроде круглого острого стилета, шила...

С невыразимо тяжелым чувством покинули мы эту комнату, где лежал трупик несчастной мученицы. Всю дорогу до тюрьмы, куда мы прямо отправились, пе­ред моими глазами стояло страшное лицо девочки.

Подойдя к одиночной камере заключенного пре­ступника Губермана, провинциальный коллега ве­ликого сыщика сказал ему:

¾ Вы, высокочтимый Иван Дмитриевич, поболтайте с ним без меня, мне надо навести кое-какие справки в канце­лярии.

С протяжным скрипом открылась перед нами дверь камеры.

¾ Вы стойте в коридоре, у дверей... — обратил­ся Путилин к надзирателю и двум конвойным сол­датам.

При нашем входе человек, сидевший в позе глубо­кого отчаяния на табурете перед привинченным к сте­не столом, испуганно вздрогнул и быстро встал.

Это был Губерман, тот страшный изверг естества, которому молва и судебное следствие приписали та­кое жестокое преступление.

Невысокого роста, коренастый, уже пожилых лет, он обладал лицом далеко не симпатичным. Что-то алчное сверкало в его узких глазах, в которых застыл теперь и большой испуг.

¾ Здравствуйте, Губерман! — произнес великий сыщик, подходя к нему и не спуская с его лица при­стального взгляда.

Еврей-дисконтер молча поклонился, с недоумени­ем глядя на Путилина.

¾ Я — Путилин.

Лишь только мой друг назвал себя, как ростовщик вздрогнул. Его словно качнуло.

¾ Вы — Путилин?! Знаменитый Путилин? — про­лепетал он.

Я заметил, как краска бросилась ему в лицо, но вместе с тем какая-то радость сверкнула в его глазах.

Путилин усмехнулся.

¾ Оставляя в стороне эпитет «знаменитый», покон­чим просто на Путилине. Ну-с, а теперь давайте поговорим с вами. Вы догадываетесь или, быть может, зна­ете о цели моего приезда сюда?

Обвиняемый ростовщик отрицательно покачал го­ловой.

¾ Нет? Тем лучше. Изволите видеть, ваши соро­дичи упросили меня взяться за частное расследование вашего дела.

¾ О, господин Путилин! — рванулся к нему Губерман. — Спасите меня! Клянусь вам, я не повинен в этом страш­ном убийстве!

¾ Я постараюсь сделать для вас все, что могу, но при условии, что будете со мной вполне откро­венны.

¾ Спрашивайте все, что угодно, я ничего не утаю от вас!

¾ Вы клянетесь, что вы не совершали этого пре­ступления. Допустим, я хочу вам верить Но.. можете ли вы убежденно вашей святой Торой поклясться, что ни­кто другой из ваших сородичей не мог совершить этого?

¾ Могу! Могу поклясться, чем хотите. У нас нет, не существует ритуальных убийств. Это страшная кле­вета на еврейство.

¾ Скажите, у вас много врагов?

¾ Больше, чем друзей, господин Путилин.

¾ Эти враги — на почве вашей профессии рос­товщика?

Губермана передернуло.

¾ Я, видит Бог, никого не грабил...

¾ Позвольте: вы уже забыли и нарушаете ваше обещание говорить мне одну лишь правду. Предупре­ждаю вас: еще одна ложь — и я бросаю ваше дело. Итак, отвечайте: ваши враги на почве ваших делячес­ких операций?

¾ Да... — не поднимая головы, прошептал ростов­щик.