Александр Губер - Хосе Ризаль

В 1882 году, в год поступления Ризаля в университет, в Мадриде возникает испано-филиппинский кружок. Он пытается издавать свой орган «Журнал испано-филиппинского кружка». Однако организационная и идейная слабость либеральных основателей кружка сказывается и на журнале. Его направление — колеблющееся, неопределенное. Журнал быстро прекращает свое существование, сыграв все же известную роль в объединении умеренных либеральных сторонников реформ в Испании и на Филиппинах.

Как бы перекликаясь с ним, в том же году в Маниле возникает журнал «Диорионг Тагалог», основанный Марсело дель Пиларом. Несмотря на все репрессии колониальной цензуры, этот журнал достаточно сильно отражает протест филиппинского народа против угнетения и произвола испанских монахов.

Таким образом, Мадрид не явился для молодого Ризаля той школой, в которой его искренние, но смутные стремления помочь своей родине и своему народу могли бы получить действенное устремление.

Первые литературные шаги Ризаля в Европе — статьи, стихи, очерки, напечатанные в «Ревиста» и других органах, еще далеки от тех социальных мотивов, которые впоследствии развернулись в широкое полотно обличительного романа.

Помимо специальных научных статей, он печатает ряд лирических стихов, очерки Мадрида, путевые наблюдения; некоторые его статьи, например «Любовь к родине», находят путь на Филиппины. Дель Пилар помещает их в «Диорионг Тагалог» под псевдонимом «Лаонг Лоан». Напечатанные на родном языке, они проникают в народные массы, будят национальное самосознание филиппинцев.

Изыскивая лучший способ борьбы с невежеством и забитостью своего народа, в чем он видит главное зло Филиппин, молодой студент решает написать большое беллетристическое произведение. В увлекательной романтической форме оно должно пробудить сознание народа, стремление к знанию и единению, показать пути к освобождению от рабской зависимости при помощи просвещения и объединения.

Говорят, что на эту идею Ризаля натолкнуло чтение «Хижины дяди Тома» Бичер Стоу. Другие биографы считают, что Ризаля вдохновил «Агасфер» Эжена Сю.

В «Хижине дяди Тома» картина бесправия и жестокого угнетения негров в Америке невольно напоминала Ризалю хорошо знакомую филиппинскую действительность. В «Агасфере» описания интриг и преступлений иезуитов воскрешали в его памяти произвол и издевательства монахов на далекой родине.

Ризаль предлагал своим филиппинским друзьям из «испано-филиппинского кружка» написать сообща такую книгу и иллюстрировать ее силами филиппинских художников. Но его предложение не встретило отклика. Ризаль принялся за работу один и написал в Мадриде несколько глав. Усиленная подготовка к окончанию университета заставила его прекратить работу над романом, но и после этого Ризаль не переставал его обдумывать.

Не по летам серьезный и образованный, человек разнообразных блестящих способностей, Ризаль был на несколько голов выше своих товарищей. Но он опередил своих сверстников и в другом: он понимал всю необходимость объединения для совместного служения родине. Буржуазная филиппинская молодежь, среди которой приходилось вращаться Ризалю в Мадриде, признавая его авторитет и превосходство, гордилась им. Но Ризалю не удавалось еще объединить своих сородичей в какой-нибудь организации.

В июне 1884 года, в возрасте двадцати двух лет, Ризаль уже окончил университет со степенью кандидата медицины и оценкой «прекрасно». Через год, 19 июня 1885 года, он сдал выпускные экзамены по философии и литературе и получил ученую степень с оценкой «превосходно». Ученая степень доктора медицины была получена им, лишь три года спустя, потому что у него не хватало средств для внесения необходимой платы.

Теперь Ризаль намеревался заняться практикой в лучших глазных клиниках Европы, а попутно изучить политический и общественный строй европейских стран, выяснить основы их прогресса, чтобы перенести все пригодное на родную почву архипелага.

Покинув Мадрид, Ризаль кочует по Европе. Он стремится довести до совершенства свое медицинское искусство, но деятельная мысль толкает его на углубленное изучение все новых проблем.

В 1885 году мы застаем его в Париже неутомимым клиницистом, ассистентом известного окулиста, доктора Веккерта. Через год он уже в Германии — посещает гейдельбергский, затем лейпцигский университеты. Из Лейпцига направляется в Берлин, чтобы работать под руководством знаменитого этнолога Вирхова. Ризаль не прекращает своих упорных медицинских занятий, но в кругу его интересов медицина занимает, быть может, наиболее скромное место.

В длинном списке начатых и часто незаконченных работ Ризаля — статей, планов и набросков исследований — мы почти не встречаем медицинских тем. Отзывы медицинских светил, под руководством которых Ризаль работал в Европе, слава прекрасного врача, привлекшая к нему впоследствии в Гонконге и на Филиппинах десятки пациентов из других стран, свидетельствуют о его высокой квалификации. Но увлекается он не медициной. Ризаль избрал медицину своей специальностью, надеясь, что в качестве врача он сможет принести своему народу наибольшую пользу. Но его привлекают более жгучие социальные проблемы. Уже в Гейдельберге он тщательно изучает психологию, в Лейпциге, затем в Берлине он поглощен этнологией, изучает расовый вопрос. Эти его научные изыскания далеки от сухого академического накопления фактов. Ризаль преследует другую цель — опровергнуть господствующую в буржуазной этнологии теорию «высших и низших рас», теорию, при помощи которой европейские колонизаторы стремятся оправдать и закрепить подчиненное положение колониальных народов.

Еще в школе у Хосе созрело твердое убеждение, что между повелителями испанцами и угнетенными филиппинцами не существует никакой «естественной», расовой разницы. Наблюдения над товарищами по школе привели его лишь к мысли о большей одаренности представителей его угнетенного народа. На его глазах филиппинские школьники блестяще справлялись с трудностями школьной науки, несмотря на более слабую подготовку и недостаточное знание испанского языка.

Ризаль в юношеские годы пришел к мысли об исключительном назначении филиппинцев, о их особых способностях и превосходстве над другими народами. В этой чрезмерной национальной гордости он сам признавался впоследствии своим европейским друзьям, и в первую очередь венскому профессору Ф. Блюментриту.

С Блюментритом, видным этнологом, знатоком малайских народов и древней малайской истории, Ризаль вступает в переписку, не будучи лично с ним знаком. Их тесная дружба, начавшаяся заочно, не прекращается до смерти Ризаля.