Александр Губер - Хосе Ризаль

Ризаль чувствует все пробелы своего образования, полученного в испанских школах, где теология (учение о боге) заменяла философию и где почти полностью замалчивались новейшие достижения естественно-исторических наук. Эти пробелы он пытается восполнить в немецких университетах.

С жадностью изучает он ботанику и зоологию, ищет разрешения «расовой проблемы» в трудах и исследованиях европейских ученых. Ризаль критически прорабатывает все крупные труды по этнографии и этнологии. Он пользуется каждым удобным случаем, чтобы глубже изучить быт и уклад европейских народов. Он посещает экономически наиболее изолированные сельскохозяйственные районы Германии и Франции, а впоследствии и Швейцарии, сравнивает их с знакомыми ему условиями филиппинской деревни.

Молодой филиппинский ученый приходит к смелым выводам. Он выступает с критикой «расовой теории», доказывая, что разница в развитии отдельных народов определяется не физиологическими признаками, а в первую очередь их историческим прошлым, социально-экономическими условиями их жизни. «Расы существуют лишь для антропологов, — говорит Ризаль. — Для исследователя народов существуют лишь стадии социального развития. Задача этнолога — определить и установить эти стадии. Как мы различаем геологические слои земной коры, так должны мы различать социальные слои в развитии каждой расы».

Борьба против «расовой теории» является для Ризаля борьбой против неравноправного положения колониальных народов. Он подчеркивает диалектику исторического развития каждого народа: «Народы, которые сейчас умственно развиты, достигли этого развития в процессе длительных изменений и борьбы». Свои положения Ризаль подкрепляет историческими примерами, указывает, что представления римлян о древних германцах были не выше, чем суждения современных ему испанцев о тагалах. Даже Тацит восхваляет древних германцев с той философской идеализацией, с какой последователи Руссо видят воплощение своих политических идеалов в общественном строе Таити.

В научных работах Ризаля отражено его стремление пробудить в своем народе чувство национальной гордости, вызвать потребность добиться высших стадий развития, достигнутых европейскими нациями. Ни на минуту не переставая быть преданным сыном Филиппин, патриотом, горящим желанием помочь своей угнетенной стране, Ризаль своими антирасовыми теориями кует филиппинцам оружие пока еще для мирной борьбы за уравнение в правах с другими народами.

Через несколько месяцев после переезда в Париж, в 1885 году, Ризаль вновь начинает работу над давно задуманным романом из филиппинской жизни.

Желание создать произведение, которое прозвучало бы, как набатный колокол, пробудило бы филиппинский народ от его покорности и спячки и привлекло внимание испанского общественного мнения к ужасам филиппинского колонизаторства, не покидало Ризаля все последние годы.

Он перемежает писание романа с клиническими заметками, везет начатую рукопись в Гейдельберг, Лейпциг и, наконец, в Берлин.

Разнообразные научные интересы не могут отвлечь его от работы над романом. Работая с громадным подъемом, Ризаль в четырнадцать месяцев написал произведение почти в сорок печатных листов.

Написанный с исключительной правдивостью и художественным реализмом роман «Не касайся меня» впервые показал Филиппины, стонущие под властью испанских монашеских орденов, обнажил всю неприглядную картину колониальных нравов.

Длинной вереницей проходят перед читателем представители различных слоев филиппинского общества. С горьким юмором, так напоминающим гоголевский, рисует Ризаль знакомые с детства картины. В письмах к своему другу он писал о романе: «…Все описанные мною случай правдивы и происходили в действительности, я могу представить этому доказательства. В моей книге можно найти много недостатков с художественной стороны (они есть в ней, я не отрицаю этого), но никто не посмеет оспаривать правдивости изложенных мною фактов».

Хорошо знакомый с бытом маленького городка, вернее, селения, где он родился, провинциального центра, где он учился в начальной школе, и, наконец, колониальной столицы, Ризаль с одинаковым мастерством описывает в своем романе всю колониальную жизнь.

В нем показаны неограниченный произвол начальника местной гражданской гвардии, этого маленького тирана населения, вверенного его опеке; попытка районной власти защитить свой административный престиж перед лицом приходного викария; откровенно грубый и жадный гигант падре Ламасо и тщедушный, лицемерный и жестокий падре Сальви — люди, воплощающие могущество католической церкви.

Нарождающиеся прогрессивные идеи, попытка передовой молодежи разбить косность старого поколения филиппинцев, воспитанных в страхе и безропотной покорности монашеству, борьба молодых патриотов с окружающей их стеной административного произвола и монашеского засилья — отражены Ризалем в ряде эпизодов романа.

Бесправие народных масс и благополучие маленькой кучки туземных эксплуататоров, купленное ценой унижений перед колонизаторами, ценой предательства собственного народа, за счет которого живут и богатеют все эти ростовщики и откупщики типа капитана Тьяго, отражены уже в этом первом романе Ризаля, хотя его автор еще очень далек от понимания классовой борьбы и противоречий внутри филиппинского общества.

Огонь критики Ризаля в этом его романе направляется в первую очередь против системы управления колонии, против всевластия монашеских орденов. Ризаль здесь не сторонник революционной борьбы за освобождение Филиппин, он еще полон наивных, мещанских иллюзий возможности национального развития своего народа и в условиях испанского господства.

Основное зло он видит только в господстве монашеских орденов, в косности и невежестве филиппинского народа, являющихся результатом монашеского засилья. Неслучайно поэтому, что все коллизии романа, все переживания героев и личные их драмы основаны на столкновениях с монашескими орденами и их представителями. Неслучайно, что верховная светская администрация в лице генерал-губернатора противопоставляется монахам, как положительное, но в конечном итоге бессильное начало.

Роман Ризаля в первую очередь направлен против духовенства, он дышит острой ненавистью к монахам. Именно поэтому на него и обрушились со всей злобой наиболее реакционные силы колонии, в то время как даже мало-мальски прогрессивные представители испанской администрации не видели в книге ничего антииспанского, ничего «сепаратистского», направленного к отделению от метрополии.