Игорь Максимычев - ПАДЕНИЕ БЕРЛИНСКОЙ СТЕНЫ

К концу осени 1989 года была завершена новая расстановка внутриполитических сил ГДР, которым предстояло решить судьбу республики. Общественность стала привыкать к вчера еще неизвестным именам десятков людей, впервые вышедших на политическую арену. Внесистемная оппозиция получала постоянно растущую пропагандистскую и материальную поддержку из ФРГ. СЕПГ «потеряла улицу» – ей не удавалось больше вывести людей на демонстрации в поддержку социалистического строя. Близился момент последней и решительной схватки, исход которой определял, будет ли ГДР продолжать существовать в дальнейшем.

С начала 1989 года В.И. Кочемасов стал настаивать на том, чтобы М.С. Горбачев приехал в Берлин для участия в торжествах по случаю 40-летия ГДР. Юбилеи восточногерманской республики обладали значением, несравнимым с годовщинами любой другой социалистической страны. Никто не мог поставить под вопрос существование Польши, Венгрии, Болгарии в случае смены в них общественного строя. Однако для ГДР смена строя, на которой настаивала оппозиция, немедленно вызвала бы сомнения относительно смысла дальнейшего отдельного существования республики. Гарантом самостоятельности ГДР был и оставался Советский Союз. Отсутствие лидера СССР на юбилее республики было бы сразу же истолковано как отказ поддержать ГДР. Приезд Горбачева – этот, казалось бы, совершенно понятный и необходимый жест солидарности СССР с его важнейшим союзником в Центральной Европе – потребовал тем не менее многих усилий со стороны посла и посольства. В конце июля Кочемасов смог информировать нас, что визит генерального секретаря ЦК КПСС в Берлин, предположительно, состоится, но только 16 сентября он сообщил: «Вопрос о визите М.С. Горбачева решен окончательно. Из Москвы просят материалы к визиту».

20 сентября побывавший в Москве посол был принят Горбачевым. По возвращении Кочемасов передал слова генсека: «ГДР сейчас для нас настолько важная страна, что ни при каких обстоятельствах нельзя позволить, чтобы ее расшатали». Посол добавил: «В Москве большое беспокойство по поводу обстановки в ГДР. Одна забота – удержать ГДР». В преддверии визита посольство постоянно информировало Центр о том, как развиваются события в республике. О тональности наших сообщений дают представление сообщения посла на утренних совещаниях дипсостава.

3 октября он говорил: «Оценка обстановки с беженцами [тревожная] – ошибка друзей в том, что они затянули принятие решения. […] Друзья несут существенные потери экономически и политически. Прогноз: за год будет более 100 тысяч «выездников». Их состав: молодежь (до 40 лет), рабочие, инженерно-технический состав. До возведения Берлинской стены уходило ежегодно 160 тысяч человек. Налицо нажим психологического порядка со стороны западных СМИ. Способны ли друзья выработать концепцию преодоления создавшегося положения?» 5 октября, то есть накануне приезда Горбачева: «Положение в республике – общество в состоянии напряженного ожидания. […] Есть подготовка к эксцессам в Берлине, в том числе у Бранденбургских ворот. Предсказать что-либо трудно. При политбюро ЦК СЕПГ действует штаб по поддержанию общественного порядка в республике. Подобного не было с 1953 года».

В ночь на 5 октября мне позвонил заместитель заведующего отделом международных связей ЦК СЕПГ Бруно Малов, входивший во «внутреннюю оппозицию», и попросил срочно передать в международный отдел ЦК КПСС для В.М. Фалина следующую информацию: «Советская делегация на 40-летии ГДР должна знать: ситуация здесь приобретает чрезвычайный характер. После того, как весь мир оповестили о согласии на выезд 10 тысяч граждан ГДР из Праги в ФРГ, Э. Хонеккер взял свое решение обратно. Сейчас идет экстренное заседание политбюро. Чехи боятся, что у них будут события типа пекинских. Важно учитывать: руководство [ГДР] недееспособно. Это происходит в момент, когда чрезвычайная обстановка требует чрезвычайных мер. Желательно, чтобы речь М.С. Горбачева [на торжественном заседании в Берлине] содержала развернутый тезис о том, что немецкие товарищи могут положиться на КПСС, на СССР. Это поможет тем здесь, кто еще колеблется. Изложенные выше оценки – это не отсебятина. Но никто не решается дать сигнал к действию». Я немедленно передал сообщение Малова по нашей закрытой телефонной линии ВЧ в Москву ночному дежурному международного отдела. Наутро выяснилось, что Хонеккера удалось-таки уговорить не менять решения о «выездниках» из Праги. Однако остальные проблемы не только остались, но и обострялись с каждым часом.

С учетом ежедневных информационных сообщений в Центр о развитии ситуации в ГДР (в Москву независимо от посольства шла также информация из представительства КГБ СССР при МГБ ГДР) поражает, насколько приблизительно представлял себе Горбачев остроту кризисного положения в стране, в которую он приехал. Отчасти это объясняется тем обстоятельством, что его окружение тщательно фильтровало поступающую информацию. Именно так следует, видимо, понимать следующий пассаж из мемуаров Горбачева: «Первого октября через Раису Максимовну работники Советского фонда культуры, только что вернувшиеся из ГДР, передали мне информацию о беседе в Культурбунде, вызвавшей у них большое беспокойство. Их собеседники из ГДР охарактеризовали сложившуюся в стране политическую ситуацию как «без пяти минут двенадцать». В обществе назрел политический кризис, население выражает недовольство. Представители интеллигенции выходят из СЕПГ. Обращение Культурбунда к руководству с выражением озабоченности происходящим остаются без ответа. Люди ждут, что во время празднования 40-летия будет открыто заявлено о существовании острых проблем в развитии общества и необходимости публичной дискуссии в стране. Если этого не произойдет, Культурбунд сразу после праздников намерен обсудить положение в стране и принять критическое публичное обращение к властям ГДР. Зная об авторитетности Культурбунда, я с большим вниманием отнесся к этой информации» [70] Горбачев М. А. Жизнь и реформы. Книга 2. М., 1995, с.410-411. . Разумеется, Горбачев был волен считать свое посольство в ГДР и свою разведку менее авторитетными источниками информации, чем Культурбунд, но и сведения, полученные им от Культурбунда, никак не сказались на его поведении во время визита в Берлин.

Это и понятно, поскольку высокий гость был занят не поисками средств и путей поддержать союзника, переживающего опаснейший кризис, а желанием поскорей «отбыть номер». Горбачев вообще охотно не поехал бы на празднества 40-й годовщины ГДР, но отказаться оказалось невозможным. 5 октября его советник по внешней политике А.С. Черняев записал в своем дневнике: «М.С. [Горбачев] завтра летит в ГДР, на 40-летие. Очень ему не хочется. Два раза звонил сегодня: вылизал, говорит, текст (выступления) до буквы – в микроскоп ведь будут смотреть… В поддержку Хонеккера не скажу ни слова. Республику и революцию поддержу». Это происходило в момент, когда тот же Черняев констатировал: «Вся западная пресса полна статьями о воссоединении Германии» [71] Михаил Горбачев и германский вопрос. Сборник документов 1986-1991 гг. М., 2006, с. 204. .