Виктор Петелин - Михаил Шолохов в воспоминаниях, дневниках, письмах и статьях современников. Книга 1. 1905–1941 гг.

Не могу утверждать, но, кажется, первым дал оценку «Тихому Дону» и его автору Анатолий Васильевич Луначарский. Однажды в Доме Герцена, куда А.В. Луначарский заходил, спросили его мнение о «Тихом Доне», Анатолий Васильевич ограничился одним словом:

– Бриллиант 7.

С того времени в каждый приезд Михаила Александровича из Вешенской в Москву мы обычно встречались. В одну из таких встреч – в 1930 году – мне довелось быть свидетелем нового литературного замысла Михаила Александровича.

Говорили о новых делах в деревне, о перегибах при коллективизации, о расслоении крестьянства, о первых опытах колхозов. Михаил Александрович много и образно рассказывал о ликвидации кулачества на Дону. Особенно волновала его гибель скота.

– Казаки, – говорит он, – сейчас поют: «Вот теперь и попить, погулять, когда нечего на баз загонять!» Надо бы хорошенько разобраться в этом месиве добра и зла. Пожалуй, отложу в сторону третью книгу «Дона» и займусь станичными событиями…

Чувствовалось, что тема эта глубоко захватила Михаила Александровича. И вот меньше чем через год, в 1931 году, он привозит из Вешенской «Поднятую целину».

Как первый том «Тихого Дона», так и «Поднятая целина» были созданы в феноменально короткий срок, если учесть всю социальную и художественную емкость этих книг, глубину их исторической значимости. Поразительно еще и то, что «Тихий Дон» писателем был начат двадцати одного года от роду, а «Поднятая целина» была написана в возрасте двадцати шести лет. Мало мы найдем примеров такого литературного подвига!..

Думаю, что не посетует на меня Михаил Александрович, что в этих беглых заметках я рассказал о первых его шагах в советской литературе. Сам он не охотник вспоминать трудности своей писательской молодости, и мне кажется, что я должен был это сделать сейчас, когда его работа отмечена высочайшей наградой, а его книги полюбились миллионам читателей во всем мире.

Помню тот день дождливой осени 1923 года. На приступках каменной лестницы писательского общежития, что располагалось на Покровке, 3, появился невысокого роста, белокурый, кудреватый паренек, с крутолобым веснушчатым лицом. На пареньке сапоги со стоптанными каблуками, солдатская вылинявшая шинель, барашковая шапка времен мировой войны.

На втором этаже общежития в коридоре поэты читают стихи. Звучит едва слышный задушевный голос Михаила Светлова. Он читает стихотворение из только что вышедшей в Харькове его первой невеликой книжки «Рельсы». Опираясь о плечо Михаила Голодного, румяный широколицый матрос в бушлате – Артем Веселый – декламирует страничку из своей повести «Реки огненные». Он взволнован и будто не строчки соленой матросской позы, а огненные волны, вспененные буйным ветром, ходят по мрачноватому коридору.

– Шолохов! – рекомендуется светлоглазый паренек. – Слышал, что в этом доме живут поэты. Сам пишу рассказы. Вот пришел познакомиться.

Мы были рады появлению новичка-прозаика, и с тех пор Шолохов стал у нас желанным гостем. В то время в общежитии жили: Артем Веселый, Александр Фадеев, Юрий Либединский, Михаил Светлов, Михаил Голодный, Александр Ясный, Георгий Шубин, Николай Кузнецов, Валерия Герасимова, Борис Ковынев, Сергей Малахов, Марк Колосов 1.

Я был ответственным секретарем группы писателей «Молодая гвардия», а председателем – Борис Рингов.

В бюро литгруппы входили: Борис Рингов, Яков Шведов 2, Марк Колосов и я. Работали на общественных началах. Со временем издательство нашло возможным отчислять небольшую толику денег в фонд группы комсомольских поэтов.

В большинстве своем молодогвардейцы приехали в столицу с фронтов гражданской войны.

Мы воспевали героические подвиги советских людей, часто бывали в «Молодом ленинце» и «Комсомольской правде». Там нас печатали. В редакциях этих газет мы чувствовали себя как дома. В группе писателей «Молодая гвардия» работали два семинара: прозы и поэзии. Семинаром поэзии руководил Николай Николаевич Асеев 3, в то время уже известный поэт, автор сборника «Стальной соловей».

Вести семинар прозы мы пригласили Виктора Борисовича Шкловского 4.

В 1924 году издательство «Молодая гвардия» отвело нам комнату для литературной учебы.

Так было. На столе керосиновая лампа с бумажным абажуром (электричество экономили). В комнате несколько длинных деревянных лавок, стул – для руководителя семинара, табуретка для «именинника», которого слушаем.

В тот вечер мы слушали рассказ «Старик» Михаила Шолохова. Начинающий прозаик читал, слегка краснея и волнуясь. В рассказе было несколько страничек, написанных от руки. Читал Шолохов мягким, ровным голосом, в котором вволю было неподдельного чувства.

Виктор Борисович в тот раз по какой-то причине не явился. Зато пришел Серафимович 5. Маститый писатель в те далекие годы частенько бывал в литгруппах – «Рабочей весне», «Мартеновке», у рабочих завода «Серп и Молот», в «Молодой гвардии». Он не ждал приглашения, о наших собраниях узнавал по объявлениям, печатавшимся мелким шрифтом на последней странице «Известий». Глуховатый, седой, в дубленом полушубке, валенках, Серафимович, опираясь на сосновую палку, вошел в комнату, сел на стул против Шолохова и, приложив ладонь к уху, стал внимательно слушать.

После чтения высказывались молодогвардейцы. Было нас в тот раз человек двенадцать – пятнадцать.

Потом слово взял Серафимович.

– Рассказ хорошо! – сказал он, отодвинув в сторону свою мохнатую шапку. – В вас чувствуется дарование… Несомненное. Умеете лепить портрет, и характер вам удается!..

Шолохов часто ночевал в нашем общежитии, жил неделями, а то и месяцами, бывал у Шубина, Кузнецова, частенько и у меня. Придет – попьем чайку холостяцкого. Хорошо, коли найдется черный хлеб и кусок сахара, а то и вприглядку напьемся.

Комната у меня по тем временам была большая – 18 квадратных метров, с двумя окошками, выходившими на Покровку. Покровка – неспокойная улица. И днем и ночью гремят беспокойные трамваи, без умолку дребезжат стекла. Я спал на соломенном матраце, а Шолохов постелет в уголке шинелишку, шинелью накроется, положит под голову портфель с рукописями, повздыхает и уснет. Чуть свет проснешься, а он, примостившись около табуретки, торопливо пишет что-то на клочках бумаги. Перечеркивает, снова переписывает, а то скомкает рукопись, бросит в кафельную печку, которую я по утрам топил маленькими чурками. Так создавались на наших глазах некоторые из первых произведений Шолохова. Первые его рассказы печатались в московской газете «Молодой ленинец», журнале «Комсомолия», альманахе «Молодость» и других небольших журналах Москвы. В газетах и журналах он был замечен сразу, и его всюду охотно встречали.