Борис Арефьев - Солдат Империи

За подвиг при обороне Михайловского укрепления солдата Осипова навечно зачислили в списки Тенгинского полка. Это первый случай в истории Русской армии; в приказе Военного министра значилось: «…Для увековечения же памяти о достохвальном подвиге рядового Архипа Осипова, который семейства не имел, Его Императорское Величество Высочайше повелеть изволил сохранить навсегда имя его в списках 1-й гренадерской роты Тенгинского полка, считая его первым рядовым, и на всех перекличках, при спросе этого имени, первому за ним рядовому отвечать: „Погиб во славу русского оружия в Михайловском укреплении“».

Как ни тяжела казалась учеба в резервном батальоне, а что такое настоящая служба увидел Иван только здесь, в укрепленной станице. Тут все должно было быть подогнано к месту и не в тягость – и одежда, и оружие, следить за этим приходилось самому неотступно, да не всегда это получалось.

Начал понимать Иван главное неудобство обмундировки; то, что слишком тесна она, замечалось на каждом шагу, особо при учебном бое, а как-то будет в бою настоящем? К тому же не предусмотрели на мундире карманы, короткие сапоги не защищали брюк от здешнего колючего кустарника, а когда шли дожди, то и от грязи.

Выручала, как всегда, шинель, за обшлага засовывали (да и опять же за голенища сапог) платок и кисет с табаком. Немногие монеты или еще какую дорогую вещицу хранили за галстуком, в тряпице.

Немаловажным и для солдата, и для его командира был харч, потому как не должны во время боя или в каком другом серьезном деле смущать солдата мысли о котелке горячей каши. Нельзя сказать, что кормили солдат вдоволь, но с 1849 года, то есть с тех пор как попал Иван в рекруты, «повелено было отпускать …всем строевым нижним чинам по семь фунтов мяса и 169 золотников соли в месяц…». На мясные порции по расчету выходило денежного довольствия около полутора копеек в день. И если по такому случаю в богатых губерниях приспособить чужую курицу грехом для солдата не считалось, то здесь, в станицах, об этом и думать не моги.

В 1850 году и далее, в 1851 и 1852 годах, «замирение» Кавказа, по свидетельству историков, пошло быстро, началом этому стало поражение, нанесенное Шамилю в Дагестане именно в 50-м году.

Посмотрим, как реально сказалось «замирение» на условиях несения службы в ротах и батальонах, в какой мере почувствовал его простой солдат.

По приказу офицеров фельдфебели и отделенные унтер-офицеры без устали заставляли солдат заучивать те положения уставов, что всего важнее в бою. Им вновь и вновь разъясняли, что нужны: тишина во фрунте, тогда разобрать можно без ошибки все команды, понять их и скоро исполнить; храбрость, но и рассудительность, дабы причинить неприятелю наибольший вред и устрашить его своими действиями. Внушали, что солдат должен быть терпелив, неприхотлив в пище – ее не всегда вовремя могут доставить к месту боя, не должен роптать и стойко сносить жару и холод. Тогда при нужде пройдет он в день и тридцать, и сорок верст, взойдет на снеговые горы.

Серьезное внимание уделялось караульной службе, в боевых условиях от правильного ее несения зависела жизнь самого солдата и жизни его товарищей, особенно здесь, на Кавказской линии, где отдельные укрепления располагались в окружении неприятеля и отсутствовал сплошной фронт.

Наставляли командиры, чтобы на ночевках в пути или при рубке леса, когда можно ожидать внезапных нападений, ружей сами не разбирали, «…не суетились бы и не шалели, а слушали бы и ждали команды начальника…».

Опытные солдаты знали: нападения врасплох, особенно ночные, что бывало нередко, могут подействовать на необстрелянного молодягу очень сильно – человек становится бестолковым, забывает все, чему учили. Поэтому о переделках, в которых приходилось бывать, рассказывали с умыслом, тут же и показывали, как стрелять, положив ружье в развилку дерева, на камень или укрывшись за кочку, в кустах…

Учили Ивана забираться на деревья, впрочем, это он умел с детства, правда, при полной амуниции с раскачки перебираться по веткам с одного дерева на другое получалось не сразу. На учениях перемахивали через изгороди, преодолевали прочие препятствия, чтобы с ходу изготовиться к стрельбе. Готовили новобранцев без промедления подниматься на крутые, отвесные склоны – для этого случая подходили укрепления станицы: солдаты взбирались на плечи товарищей, а потом на ремнях подтягивали оставшихся.

Но среди старослужащих встречались и такие, кто пытался помыкать молодыми, заставлял себе прислуживать, даже издевался и оскорблял, обзывал неучами, рохлями, бабами. Под тем или иным предлогом отслуживший несколько лет солдат мог предложить «молокососу» поменяться одеждой, другими вещами. В семье не без урода, говорили про них боевые унтер-офицеры. И еще считалось, что так могут вести себя только лентяи, нерадивые солдаты, пьяницы…

Знали, что эта публика под разными предлогами старалась выманить у молодого солдата деньги, если они у него были, вроде бы в долг… Или требовала угощения. Если новичок не очень поддавался на уговоры, то переходили к угрозам или, наоборот, предлагали покровительство и защиту.

Иван, как и многие другие, прошел эту «школу»; приходилось отвечать, что не телепень он, а Ванька, и что свою новую шинель не будет менять на хоть и «заговоренную от пуль», но дырявую, которую настойчиво предлагал ему мошенник.

Такие «шалости» и пороки бытовали в солдатской среде много лет назад. Не просто оказалось Ивану и большинству молодых солдат, или, как их называли, «молодяг», не сломаться, не показать слабину, тогда уж точно солона окажется служба…

И если те, кого дразнили мякинниками да овсяниками, давали отпор, может, в зачет подбитого глаза или раскровяненной губы, то их оставляли в покое. Забитые да безответные, слабаки для «забав» всегда находились в роте, казарме.

Постепенно в большинстве своем обвыклись новички и здесь; в казарме и на плацу, в работе и солдатской учебе прибавлялось выучки, выносливости и сноровки.

Переговорено было уже Иваном о многом со старыми солдатами земляками, служившими на Кавказе с начала, с середины сороковых годов. Встретил тут Иван симбирцев из того же уезда, что и сам, попались и совсем уж соседи. Спрашивали его о домашнем житье бытье, не слыхал ли чего о родне да соседях, самому по свойски рассказывали о разных солдатских уловках, что помогают в службе.

Всем военным премудростям обучались на Кавказской линии солдаты считай что заново, но больше не уставам, а хитростями приемам настоящего боя. Владению штыком учил унтер-офицер лет сорока, со Знаком Военного ордена – Крестом на мундире. Он не с чучелом приказывал биться, а с ним самим. Иван, как и другие, поначалу никак не решался направить отточенный штык в живого человека, пока не получил хорошую затрещину. После такой подначки изловчился и, как умел, резким выпадом послал штык унтеру в брюхо, а попал… в пустоту: наставник его чуть раньше сделал шаг в сторону и сразу же обозначил удар прикладом в Иванову голову, за ухом. Приказал повторить удар штыком и снова ушел от него.