Борис Арефьев - Солдат Империи

Несмотря на предзимье, а затем на зимние холода, солдаты не очень любили поддевать под шинель теплые набрюшники, они сковывали движения в плечах и поясе, мешали в дороге и в бою.

Иван, как и другие, тоже предпочитал мерзнуть: без набрюшника и штыком удобнее работать, да и целиться сподручнее – ружье у плеча как влитое.

Офицеры все это знали, но такую солдатскую вольность оставляли без внимания, баловством, по указанным причинам, не считали. Но когда нижние чины чаще стали простужаться, а некоторые и подолгу болеть, появился приказ начальника 19-й дивизии Шилинга за № 69. Привожу часть подлинного текста этого приказа, который характеризует, на мой взгляд, отнюдь не формальное отношение самого высокого воинского начальства к «сбережению здоровья» солдат:

«Несмотря на многократные подтверждения приказами его Сиятельства Господина Главнокомандующего Корпусом и других Начальников, г.г. Полковые Командиры… не только не смотрят лично сами, чтобы нижние чины непременно и постоянно имели на себе набрюшники, но и не обязывают строго наблюдать за весьма важным этим предметом г.г. батальонных и ротных командиров… при… осеннем Инспекторском моем смотре полков вверенной мне дивизии …я заметил, что многое число нижних чинов не носит набрюшников, что также было замечено и Дивизионным Доктором.

…Даю знать г.г. Полковым Командирам и частейным начальникам в последний раз, что если на будущее время я замечу нижних чинов не носящих на себе набрюшников, сохраняющих их здоровье, то я сделаю примерное взыскание как с того нижнего чина, на котором не будет набрюшника, так и с ротного его командира, фельдфебеля и капрального унтер-офицера, не досмотревшего этого…»

Приказ зачитали во всех ротах. Это подействовало, солдаты стали надевать набрюшники, особо в ночные караулы. Фельдфебель пригрозил унтер-офицерам (не исключил и дядек), а те всем нижним чинам, что попадут они под розги, если приказа исполнять не будут. Результат не замедлил сказаться: простужаться и болеть стали меньше…

В те времена в верховьях Лабы и других рек, где приходилось Ивану участвовать в походах и экспедициях, рубить лес и отражать налеты горцев, стояли дремучие леса, в основном хвойные. Но довольно часто солдаты встречали здесь и кусты смородины, малины, крыжовника. Правда, глубокой осенью, когда новички уже постоянно участвовали в делах, ягод на кустах, конечно, не было.

Многочисленные солдатские отряды порядком распугали в лесах зубров и медведей, водившихся в тех местах в больших количествах. Однако иногда все же удавалось подстрелить и зубра, и дикую свинью. Эта живность, а также горные тетерева и индейки сразу попадала в солдатские котлы.

Гадюк солдаты не опасались, хотя встречали их тут предостаточно: надежно защищали новые высокие сапоги. Зато на привалах ухо нужно было держать востро, да и в станицах случалось от укусов змеи погибали овцы и собаки.

Строительство мостов, укреплений, рубка просек по документам назывались «государственными работами». Такие работы велись, например, у Темерговского укрепления, что вверх по Лабе в верстах семидесяти пяти от Усть-Лабинска. Строил Иван мосту станицы Тенгинской, позже часть его батальона перебросили на строительство моста через реку Кубань – там уже работали саперы.

Со временем Штаб Тенгинского полка, а с ним и рота охранения, переместился в город Владикавказ, туда же проследовали Штаб Навагинского полка.

После одного из нападений горцев роты Навагинского полка атаковали и разрушили аул Самашки. Неподалеку навагинцы основали станицу, куда постепенно переселились кубанские казаки с семьями, всего за несколько месяцев перевезли туда до двухсот семей.

В целом, несмотря на стычки с горцами, имеющиеся потери ранеными и убитыми, следующий, 1851 год для полков 19-й пехотной дивизии считался относительно спокойным. Во всяком случае, в рапорте командира Тенгинского полка начальнику дивизии отмечалось:

«…Вашему Превосходительству представить честь имею копию с Исторического сведения об участии в походах и действиях частей Тенгинского пехотного полка в 1851 году, представленного мною в Инспекторский Департамент Военного Министерства при рапорте за №… причем докладываю Вашему Превосходительству, что особых подвигов офицерами и нижними чинами в течение прошлого года делаемо не было. 31 мая 1852 г. Крепость Владикавказ».

А между тем строго документально отмечено участие полка в боевых действиях 3–4 января 1851 года в Большой Чечне. 5–7 января в районе «Шалинского окопа» роты тенгинцев перешли реку Аргун и вступили в схватку с отрядами горцев, а позднее в результате почти двухмесячных боев документы полка зафиксировали «поражение скопищ Шамиля с 9 по 25 февраля». Раненые и убитые были с обеих сторон.

Шел уже сентябрь 1851 года. Бои велись тогда на самых разных участках Кавказской линии. В центре ее Кубанский егерский полк атаковал в одном из сражений «скопища Магомет Амина». Только за три дня боевых действий ранения получили два офицера этого полка и пятьдесят один нижний чин, десять солдат погибли.

Горцы постоянно нападали на передовые пикеты русских войск не только на реке Белой, но даже и на реке Кубань. В ответ по приказу командования, чтобы лишить неприятеля продовольствия, уничтожались посевы пшеницы и других культур.

Отряды Навагинского полка в 1851 году отражали атаки неприятеля и сами переходили в наступление в районах Шали, Аргун, Ачхой, аулов Катер Юрт, Самашки, Гехи. Получается все же, что тяжелые бои Навагинский полк вел в течение всего года. В сражениях и стычках погибали офицеры, унтер-офицеры, десятки рядовых. В течение года полк понес такие потери: один штаб офицер был убит и один ранен, пять обер-офицеров ранены, два майора контужены, среди рядовых шесть убиты, восемьдесят три ранены, тридцать девять контужены.

Уже не раз видел Иван Арефьев смерть врагов и своих товарищей, давно научился перевязывать раны, привык к виду крови и раздробленных костей, к хриплому дыханию умирающих. Ранения зачастую бывали тяжелые – «пулею в грудь навылет, с раздроблением костей бедра, колена, плеча, подбородка».

Пока не кончится бой, раненым редко удавалось помочь. И умирали они, кто от потери крови, кто от болевого шока… Документы бесстрастно зафиксировали некоторые моменты трагических событий: на поле боя рядом оказались еще живой прапорщик Дмитрий Жилиховский с пулей в груди и убитый рядовой Сергей Архипов, контуженые поручик Лев Степанов и рядовой Василий Струков… Другие продолжали драться.

Стрелял, конечно же, и Иван, защищая жизнь свою и своих товарищей. А когда в одном из тех боев понял, что дело идет к рукопашной, стало вдруг ружье тяжелым и непослушным, предательская дрожь в руках так и не дала выцелить врага…