Борис Арефьев - Солдат Империи

Теперь что касается командующего состава. Командиром 19-й пехотной дивизии в 1852 году стал генерал лейтенант Козловский, начальниками бригад были назначены генерал майоры; в случае их отсутствия или болезни, обязанности возлагались на командиров полков, в частности, одно время Тенгинский полк находился под началом полковника Оночина.

Батальонами командовали подполковники и даже полковники. В состав батальонов входили мушкетерские, егерские, гренадерские роты.

Посмотрим, какие записи сделаны в «Исторических сведениях об участии в походах и действиях Тенгинского полка за 1851 г.», документе, подписанном самим командиром полка и ранее нами уже упоминавшемся.

4-й батальон и еще две роты направлялись в Большую Чечню «для ведения зимних боевых действий», при этом в районе Шали части полка встретили упорное сопротивление горцев, которые умело использовали артиллерию. В том бою тенгинцы потеряли убитыми и ранеными несколько офицеров и солдат.

В результате «на соединение Чеченского отряда» – а скорее, на помощь ему – из Грозной выступил 1-й батальон полка.

Дело было в феврале. Отряд перешел реку Аргун и, пройдя более тридцати пяти верст, разбил бивак юго-западнее Чечен-Аула. Когда стемнело, разожгли костры; часть солдат легли ногами к костру, под головы пристроили ранцы, другие разместились по кругу, человек по десять-пятнадцать: голова на колени соседу. Так, согревая один другого, провели ночь. Караулы во главе с офицерами стояли настороже, пока не рассвело.

Поутру батальон выступил и, пройдя несколько верст, с ходу ввязался в бой. Атаку повел полковник Камферт, музыканты во главе с барабанщиками шли в первой шеренге. Увы, чеченская пуля почти сразу настигла полковника, среди музыкантов несколько человек погибли, были среди них и раненые.

Затем и 4-й батальон направился в Грозную «для содержания гарнизона».

Весной, в апреле, создается «летучий отряд» из рот 1-го батальона, и под командою генерал майора князя Эристова он направляется к укреплению Надеждинскому. А уже в мае упорные бои завязались с Магомет Амином. Выше отмечалось, что сражение это закончилось «поражением скопищ».

Бои также шли у Гехи, на реке Валерик, тенгинцы расчищали «подступы в нагорную Чечню». Из доклада командира полка узнаём, что «в жаркой перестрел с неприятелем сильно ранен был командир третьего батальона подполковник Кушелев», рядовых же ранено всего семь.

В то же время, гораздо севернее, на реке Белой, продолжали возводиться укрепления, там тоже велись боевые действия. Войска несли потери на всех участках Кавказкой линии…

Характер и число потерь среди рядовых и офицеров, в том числе и штаб офицеров, говорит, что последние в боях вели себя достойно, в атаку шли с нижними чинами в одних шеренгах, во всяком серьезном деле шпаге предпочитали ружье и штык.

Снизить людские потери стремились, соблюдая в делах максимальную осторожность, нельзя было давать неприятелю лишнюю возможность к нападению. При движении отрядов непредвиденная остановка в пути грозила бедою, поэтому сломанные повозки не ремонтировали, а выставляли на обочину, движение продолжалось; вообще, останавливаться без приказа строго запрещалось.

Бивак старались разбить на открытом месте, без промедления готовили пищу, как правило, похлебку с овощами, с собою возили ржаные сухари.

Управляясь с таким варевом, поминали солдаты «суп из топора», приговаривали, что с топором-то, пожалуй, наваристей. Да где ж найти бабку, что досыпала бы в котел крупы побольше или еще чего съедобного!

Конечно, когда стояли в крепости, в той же Грозной, было спокойнее, не торопясь ружья и амуницию чистили, одежду чинили, ходили в баню. Оставалось время и посидеть, поговорить; вспоминали убитых товарищей, раненых тож, о всяком вспоминали, всякое случалось… Как-то в одном из аулов попался им дезертир, сбежал он из дивизии еще в 1848 году и все это время жилу горных чеченцев. Пока сидел беглый под караулом, расспрашивал его Иван о житье бытье у басурманов.

Солдат тот рассказал, что сбежал от шпицрутенов – все равно, мол, был бы не жилец. Показывал Ивану нательный крестик – горцы его не отобрали, самого не били, насильно, значит, в свою веру не звали. Совсем уж с трудом верилось, что далеко в горах живут кучно другие беглые солдаты, срубили они деревянную церковь и ходят туда, а горцы тому не препятствуют.

Божился арестант, что чеченский вождь Шамиль за обиду тамошним русским своих строго велел наказывать; а кто из беглых захотел бы жениться на местной, тому тоже запрета нет, только веру надо принять мусульманскую.

Среди тех солдат есть и женатые, живут они теперь по горским законам, и дети ихние бегают по аулу – не отличишь от местных.

Знать, подумал Иван, чеченская и русская кровь не только в бою смешалась. Чудные дела… Выходит, когда подрастут эти ребятишки, если не замиримся к тому времени, вроде как русские в русских палить станут. А их-то дети уж и вовсе не узнают про дедов, что родом были из российских деревень, с Волги да Днепра…

Солдата этого куда-то отправили, и больше Иван таких не встречал.

Если приходилось заходить в замиренные без боя аулы, знал Иван, что и здесь доброго взгляда не жди, но хотя виноватым себя ни в чем не считал, на местных не хмурился и обиды им никакой не чинил.

Приходилось покупать здесь на солдатские деньги хлебные лепешки, овощи, молоко; в жилища при этом солдаты не заходили, ожидали у каменной изгороди, пока вынесут им припасы.

По одному и даже по двое не ходили никогда – мало ли что. Бывало, пропадали солдаты – нет, речь не о тех, кто сам убегал. Разное случалось… Однажды чеченцы двух солдат растяп из того же Тенгинского полка умыкнули. Правда, начальство то ли через армянских купцов, то ли каких других кавказских жителей, выкупило солдат за деньги. Радовались они без меры, когда в полк вернулись, но такие уж были тощие, оборванные да грязные – смотреть страшно. Рассказали, что сидели они в яме, а еду, скорее объедки, проглотить которые можно только с большой голодухи, чеченцы бросали им сверху. Правда, бить не били и кресты нательные им оставили. Вроде бы сам Шамиль, слышал Иван, над пленными издеваться, а тем более убивать их, настрого запретил. Да уж все равно лучше не попадаться…

А пока война снова разгоралась, после 1853 года Шамиль начинает оказывать все более активное противодействие русским войскам.

Потери регулярной армии в Кавказской войне исчислялись не только ранеными и убитыми. В одной из ведомостей того же Тенгинского полка указывалось, что за год «убыло рядовых: от обыкновенных болезней – 74, скоропостижно – 6, от холеры – никто». И такие потери вполне соизмерялись с боевыми.