Лидия Обухова - Любимец века. Гагарин

После той тревожной ночи в маленьком домике на Байконуре, когда Николай Петрович Каманин долго прислушивался в соседней комнате сначала к вечерней болтовне Юрия и Германа, а потом - еще более напряженно - к тишине, наступившей за стеною; когда Королев среди ночи, не выдержав, заглянул в их спальню, постоял на пороге с книжкой в руках и на цыпочках отошел; в то самое утро на стартовой площадке Николай Петрович последним пожал Юрию руку у лифта к ракете и коротко сказал:

- До встречи в районе приземления через несколько часов.

Ракета ринулась вверх. «После сброса обтекателя, - записывает Каманин в своем дневнике, - Гагарин доложил: «Светло, вижу Землю, облака». Через тринадцать минут после старта мы уже знали: первый в мире полет человека по космической орбите начался».

Истекло всего двадцать минут с начала полета, а с байконурского аэродрома уже поднялся самолет Ан-12 и взял курс в район посадки. О благополучном приземлении услышали в пути.

«...Аэродром в Куйбышеве. Открылась дверь самолета, и Юрий стал спускаться. Он был в зимнем летном шлеме и в голубом теплом комбинезоне. За девять часов, которые прошли с момента посадки в космический корабль до этой встречи на Куйбышевском аэродроме, я так много пережил за него, что он стал для меня вторым сыном. Мы крепко обнялись и расцеловались. Со всех сторон щелкали кино- и фотоаппараты, толпа все росла, была опасность большой давки; Юрий, хотя и улыбался, выглядел очень уставшим (мне показалось, что это усталость от полета, а не от встречи, как уверяли многие). Необходимо было прекратить объятия и восторги. Я попросил Юрия сесть в машину...»

Но еще раньше о порядке позаботился на правах хозяина генерал Стученко.

Вид спускавшегося человека на мгновенье озадачил: неосознанно для себя генерал ожидал встретить героя обликом посолиднее, пошире в плечах, поважнее лицом... А к нему сбегал по трапу в измятом голубом комбинезоне стройный юноша с немного растерянной улыбкой.

Генерал взял под козырек, поздравил с завершением полета и с присвоением нового воинского звания. Но официальные слова как-то сами собою потерялись; Гагарин и на генерала смотрел с тем же трогательным выражением блаженства и ошеломления. Мгновенно расчувствовавшийся генерал сгреб его в охапку.

И только затем он перешел в объятия Каманина и Титова. Гагарин так вспоминает свой первый разговор с Германом:

«- Доволен? - спросил он меня.

- Очень, - ответил я, - ты будешь так же доволен в следующий раз...»

Потом их всех увезли на дачу, где Гагарин мог передохнуть. Дача была трехэтажная, на высоком обрыве, с видом на противоположный берег, где леса за Волгой уходили уже так далеко, что казались синим морем... Юрий немного погулял по окрестностям и даже сыграл в бильярд.

За обедом все жадно его расспрашивали. Он отвечал охотно, но сбивчиво; воспоминания не устоялись еще и теснили друг друга. Землю он называл, как помнится Андрею Трофимовичу Стученко, по-чкаловски: «земным шариком»...

- А что, если послать самолет в Москву за твоей женой? Пусть она побудет здесь, а в Москву полетите вместе, - предложил генерал после обеда. Ему очень хотелось сделать что-нибудь особо приятное для Юрия; не по службе - по душе!

Гагарин на мгновенье задумался, потом покачал головой.

- Пожалуй, не стоит. Ведь Валентина сейчас кормит грудью ребенка. Устанет, разволнуется, может молоко пропасть.

Андрей Трофимович, подумав, согласился с ним:

- Это верно. Пусть попривыкнет к мысли, что все благополучно. Тогда и встреча у вас будет более легкой.

- А потом я дал команду, чтоб за сутки ему сшили майорскую форму, - сказал Стученко.

- Успели? - засомневалась я.

- Еще бы!

«Когда я помог Юрию Алексеевичу надеть парадный мундир, - вспоминает один из портных, которые вдохновенно, забыв о времени, сутки напролет не выходили из ателье, - он улыбнулся, взял лист бумаги и написал: «Благодарю за заботу. Ю. Гагарин».

Нет, греха кичливости не водилось за нашим космическим первенцем! Он ценил всякий труд. Приземлившись, первым долгом спросил у трактористов: «А вы уже сеете?» На Смоленщине сев ведь начинался позднее...

Друзьям космонавтам Гагарин повторял: «Ребята, герой бессмертный и славный - это наш советский народ... А мы лишь его сыны с Золотыми Звездами на мундирах».

В прохладное облачное утро 14 апреля за Гагариным прилетел из Москвы специальный самолет. Километрах в пятидесяти от столицы его нагнал почетный эскорт из семи истребителей: два справа, два слева и три сзади.

Боковые МиГи шли так близко, что Юрий видел улыбающиеся лица летчиков и сам улыбался им в ответ. Он даже попросил радиста послать приветствие: «Друзьям истребителям горячий привет!»

А потом он увидел сверху толпы людей, переполненные улицы Москвы, Внуковский аэродром в разноцветных шарах - ахнул и заволновался. Самолет, пробежав по взлетной дорожке, остановился за сто метров перед трибуной. По серому полю шла узкая длинная лента ковра. Она начиналась у лестницы, по которой сейчас спускался космонавт: «Надо было идти и идти одному. И я пошел».

Воздушные шары взлетели вверх, оркестр заиграл марш, напряженные торжественные лица стали наплывать ближе - Гагарин шел бравым размашистым шагом, хотя у него на одном ботинке развязался шнурок...

«Да, мне было страшно выступать перед тысячами людей, видеть их изумленные, восторженные лица. Я был готов к испытанию космосом, но не подготовлен к испытанию человеческим морем глаз...»

...С тех пор жизнь Юрия Гагарина развивалась как бы в двух планах.

Для себя он продолжал оставаться офицером, который готов был действовать согласно приказу в любое время суток. Он по-прежнему четко и дисциплинированно нес свои обязанности в городке космонавтов. С миссией дружбы объездил много стран - это тоже была его работа... Последние годы Юрий Алексеевич старательно учился в военной академии, а за две недели до гибели показывал с гордостью новенький диплом двоюродной сестре, той самой, что некогда отвозила его в Люберцы: «Смотри, Тоня, я теперь инженер!» Жена его на ту пору лежала в больнице; он один домовничал с подрастающими дочками.

Он взрослел, менялась его внешность, устраивался быт...

Но для всего человечества он продолжал оставаться космическим первенцем планеты, тем, кто ослепил мир открытой юношеской улыбкой!

Я вовсе не убеждена, что легенда дает непременно улучшенный отпечаток героев. Наоборот, человек в легенде выглядит часто беднее и одностороннее своего живого прототипа. Но зато легче запоминается, потому что предельно ясен! В легенде честность есть честность; если красота, так уж красота, а доблесть - отвага без оговорок.

Личность Юрия Гагарина потому так легко ложится в легенду, что она уже спервоначалу являла черты ясности и удивительной «всеобщности». Он был человеком, который не столько поднялся над другими, сколько вместе с собою поднял на пьедестал всю свою эпоху, эпоху масс и коллективных усилий.