Сергей Хрущев - Никита Хрущев. Рождение сверхдержавы

В последующие годы фирма разрослась. С ростом корпусов росли и задачи, которые надлежало решать генеральному конструктору. Свободное время выкроить становилось все труднее, собеседования стали более редкими. А потом традиция угасла совсем. Остались только воспоминания о минувшем и горечь сожаления о «старом доме». Наука не ушла совсем из жизни Челомея, но теперь ею приходилось заниматься урывками.

В первый вечер мы говорили вдвоем. Владимир Николаевич показал мне маятник. С видом заправского фокусника продемонстрировал, как с помощью вибраций он оживает, затем застывает в самых невероятных, казалось, запрещенных законами механики положениях. Я не признался, что уже видел это представление у себя в лаборатории. Не хотел испортить настроение хозяину, любившему театральные эффекты и умевшему их как следует обставить.

К маю завершился период моего обучения в конструкторском бюро, еще не работа, лишь прелюдия к ней. Теперь предстояла тренировка, натаскивание в поле. По мнению Челомея, специалистом не стать, пока не поучаствуешь в испытаниях на полигоне. Первый свой полет в Капустин Яр я совершил вместе с ним.

Действительность мало соответствовала картинам, нарисованным моим воображением, точнее, спроецированным с фотографий американских испытательных баз, которые я видел в иностранных журналах. Летели мы на специальном самолете. Вернее, на обычном, но приписанном не к Аэрофлоту, а к Государственному комитету по авиационной технике. На принадлежащем полигону аэродроме даже неприхотливому Ил-14 сесть не удалось. Посадочная полоса еще не высохла после весенней распутицы. Об этом мы узнали только на подлете. Пришлось срочно решать, куда проситься: в Сталинград или на соседний авиационный полигон. Владимир Николаевич решил садиться у летчиков, так ближе. Из Сталинграда придется добираться поездом, машиной по весенней грязи не проедешь, путешествие займет целый день.

У соседей на авиационном полигоне Владимировка посадочная полоса ровная-ровная, без забоинки, длинная, не видно конца. Оно и понятно: тут выпускали в свет новейшие самолеты — истребители и бомбардировщики. Я просто впился глазами в новинки, выстроившиеся вдоль взлетной полосы. Чуть поодаль громоздились ангары. За их воротами, наверное, скрывалось самое интересное.

Из самолета мы спустились на землю по приставной алюминиевой стремянке. Трапов, в сегодняшнем понимании, в те далекие годы просто не существовало. Чуть поодаль мы увидели два открытых военных газика, рядом — группу людей в форме. От них отделился моложавый, тогда он мне казался в возрасте, подтянутый полковник со звездой Героя на груди. Он представился Челомею: «Начальник штаба полигона». Фамилию я, к сожалению, забыл.

Полковник, как радушный хозяин, предложил осмотреть свое хозяйство, пообедать или просто выпить чаю с дороги. Мне очень хотелось разглядеть поближе самолеты, но в планы Владимира Николаевича не входила задержка у авиаторов. Он поблагодарил и осведомился, нельзя ли получить автомобиль, чтобы добраться до нашей площадки на ракетном полигоне.

— Машину-то, пожалуйста, — замялся полковник, — только не доехать.

— Как так? — удивился Челомей.

— У нас отличная бетонка, у соседей не хуже, но между ними полтора километра такая грязь, никакой вездеход не одолеет, — пожаловался хозяин и тут же нашелся: — Может, доставить вас на вертолете?

Владимир Николаевич после короткой паузы, что-то ему не понравилось в сделанном предложении, согласился. Я же пришел в восторг, еще ни разу мне не доводилось летать на вертолете.

Полковник отдал соответствующее распоряжение. Пока добирались до вертолетной площадки, начальник штаба рассказывал полигонные новости. Челомей молчал, рассеянно, не в такт, кивая головой. Потом неожиданно спросил: «А часто бьются вертолеты?»

— Случается, — бодро начал полковник, однако, видимо, вспомнив, куда мы направляемся, нашелся, — но не в дребезги, парашютируют на винте.

— И что вы с ними делаете? — продолжал допытываться Владимир Николаевич.

— Ремонтируем своими силами. Пока бригаду от Миля дождешься. И снова летаем.

Тут забеспокоился и я. А полковник как ни в чем ни бывало с очаровательной улыбкой добавил:

— Вот и ваш такой же, только из мастерских.

Он показал на ближайший вертолет. За разговором мы незаметно добрались до места. Мне показалось, что Владимир Николаевич предпочел бы добираться на машине, пусть даже через распутицу. Он хотел что-то сказать, но передумал, открыл дверцу, сполз с высокого переднего сиденья газика и решительно направился к раскрытой дверце вертолета. Короткое прощание, и мы уже в воздухе. Перелет оказался коротким. Приземлились мы не на аэродроме, Челомей решил не терять время на переезды и попросил пилота опуститься на перекрестке дорог, поблизости от предназначенного нам жилья. Тот в ответ только кивнул, вертолет стал снижаться: здесь не Москва, слово Главного весомо. От расположенных у дороги одноэтажных деревянных финских домиков к перекрестку спешили фигурки людей. Нас ожидали. В этих домиках нам предстояло жить. Их совсем немного — десятка полтора, от силы два. Само место носит название «Вторая площадка». Тут все строго пронумеровано. «Вторая старая» — откуда королёвцы пускают свои машины: «единички», «двойки», «пятерки». «Четвертую новую» оккупировал Янгель. Он со своей Р-12 на полигоне самый важный. На его площадке выросла даже панельная пятиэтажка с водопроводом и канализацией. Роскошная диковина по тем временам. Летом в ней не продохнуть от жары, зимой никакие ухищрения не позволяют в ней согреться. Испытал на собственной шкуре.

Следующая за янгелевской челомеевская площадка называлась 4-а. Эта буковка как бы подчеркивала, что мы здесь пасынки. Даже вдвойне: из чужого авиационного министерства, к тому же еще работаем на дядю, на моряков. Эти премудрости я постиг позднее, а сейчас, после рукопожатий, первый заместитель Михаил Ильич Лифшиц докладывал шефу, как обстоят дела с подготовкой к пуску очередной ракеты. Как всегда в последний момент что-то не ладилось, не хватало нескольких часов, старт предлагалось отложить на сутки.

Челомей недовольно кивнул: на месте разберемся. После обеда поехали на площадку, дорога оказалась неблизкой, километров пятьдесят по такой же, как и у авиаторов, ровной степи.

И вот мы на месте. Бетонка упирается в ворота, висящие на массивных столбах, увенчанных большими черными металлическими шарами с любовно намалеванными на них якорями. Шары-баллоны из-под азота, все что осталось здесь от 10Х. Влево и вправо от ворот тянется жиденький ряд колючей проволоки, отделяющей волю от прямоугольника объекта. Справа от ворот — то ли цех, то ли ангар из красного кирпича. Рядом с ним — финские домики. В таком же только что разместился Челомей. Одно отличие, здесь удобства во дворе. В домиках жили инженеры конструкторского бюро, принимавшие участие в испытаниях. Назывались они — экспедиция. Такое наименование позволяло выплачивать небольшую надбавку к командировочным. Слева поодаль возвышалось циклопическое сооружение — огромное, чем-то напоминающее вглядывающийся в горизонт телескоп на массивной тумбе-подставке.