Сергей Хрущев - Никита Хрущев. Рождение сверхдержавы

Это — пусковая установка, в нее уже засунули ракету, предназначенную для запуска. Перед стартом эта штука с помощью мощных гидравлических механизмов и огромных шестерен начинала раскачиваться из стороны в сторону, имитируя океанскую качку. Каждый поворот сопровождался утробным стоном, напоминающим предсмертный крик раненого гигантского животного. Пока же застывшая установка глыбилась за дощатым забором, отделявшим от остальной территории святая святых — стартовую позицию. При запуске ракеты мощный выдох стартовых пороховых ускорителей регулярно сносил забор, и каждый раз его приходилось восстанавливать.

Пуск крылатой ракеты произвели на следующий день под вечер. Поначалу все шло гладко: стартовики, перекрывающие своим рыком рев турбореактивного двигателя и визгливые вздохи мотавшегося, как кукла-неваляшка после щелчка, стенда, выбросили изящную птичку из трубы. Глаз не уловил, как раскрылись крылышки, и, прижимаясь к траве, ракета помчалась вдаль. Скоро она стала почти неразличимой. Только черноватый дымок на горизонте, свидетельствовавший о форсированной работе двигателя, позволял, скорее, угадать, чем проследить траекторию полета. Старт прошел отлично, но праздновать победу оказалось преждевременным. Через пару минут у самого края степи полезло вверх грибообразное облако. Такое, как в кинофильмах о ядерных взрывах, только поменьше. Авария…

При ударе о землю горючее крылатой ракеты, керосин, вспенивается, взбивается, превращается в туман и от любой искры взрывается, вспыхивает разом, устремляясь к небу черным облаком, разрываемым красными языками пламени. Тут горит все, что может гореть, и то, что обычно не горит. Не составляет исключения и металл. К зрелищу катастрофы невозможно привыкнуть, как ко всякой беде.

Эксперимент завершился, больше Челомею на старте делать было нечего. Он коротко бросил окружающим: «Поехали».

Оставалось ожидать завтрашнего утра, когда привезут из проявочной широкие мутно-прозрачные рулоны фотопленки, испещренной тоненькими штришками, рассказывающие все о поведении каждого органа ракеты — записи телеметрии. С их появлением и начнется настоящая работа: анализ причин аварии.

Я ехал в одной машине с Челомеем. Я бы не сказал, что он выглядел расстроенным, скорее — сосредоточенным. Я же переживал ужасно. Последнее, что зафиксировало мое сознание, — разметанные струей стартовика доски забора и жидкий дымовой столбик на горизонте, все, что осталось от ракеты.

Вскоре Владимир Николаевич уехал в Москву, а я остался набираться опыта, входить, вживаться в непростую жизнь нового для меня коллектива. Мне еще предстояло из сына Хрущева превратиться в человека, занимающего отведенное ему жизнью место в конструкторском бюро.

В Москве я теперь бывал наездами и тем нетерпеливее я ожидал встреч с отцом. Делился с ним полигонными новостями, рассказывал об успехах или постигших нас неудачах.

На полигоне в Тюра-Таме весь год продолжались пуски «семерки». Шли они неровно, успешные полеты перемежались аварийными, но дело близилось к завершению.

29 марта 1958 года головная часть ракеты наконец-то преодолела сопротивление атмосферы и, не разрушившись, достигла Земли. В этот день Р-7 стала оружием. Правда, точность попадания оставляла желать лучшего, ракеты отклонялись от точки прицеливания на целых 50 км и более, но на общем фоне это воспринималось как досадная мелочь.

В начале мая Устинов и Неделин доложили отцу о подготовленном ими плане серийного производства и постановки на боевое дежурство Р-7. Трудности возникли с первого шага, у оборонщиков отсутствовали заводы, способные производить подобную махину. Два года тому назад при посещении конструкторского бюро отец обещал Королеву обдумать возможность передачи необходимых ему авиационных заводов. Теперь пришла пора решать.

Отец предложил для производства ракет приспособить крупнейший Куйбышевский авиационный завод. До последнего времени он выпускал туполевские бомбардировщики. Что тут началось! Протесты посыпались со всех сторон. Отец не внял увещеваниям Дементьева. Тогда на прием попросился Туполев. И эта беседа не принесла желаемого результата. Отец шутил, уходил от серьезного разговора и только в заключение напомнил, что Андрей Николаевич сам подписал приговор бомбардировщикам, когда честно признал, что самолету через ПВО США не прорваться. Теперь же отыскалось средство, для которого все эти противовоздушные ракеты представляют не большую угрозу, чем средневековые арбалеты. «Придется потесниться», — попытался пошутить отец. Но Туполев не поддержал его. Расставание прошло необычно холодно.

В цеха куйбышевского завода пришли новые хозяева и новые заказчики.

Казалось, отец как никогда близок к поставленной цели. Но только казалось. План развертывания новых дивизий ракетных войск проработали тщательно. Военные геодезисты привязали несколько десятков стартовых площадок в различных районах страны. Составили графики строительства, оснащения, постановки ракет на боевое дежурство. Учли все, кроме… стоимости. Во что все это обойдется, следовало задуматься еще в начале разработки, но тогда задача стояла одна — пролететь восемь тысяч километров, а «за ценой не постоим».

Вечером по возвращении из Кремля отец выглядел озабоченно и, я бы сказал, уныло. Казалось, финиш рядом, стоит протянуть руку и… все обернулось миражем. Ничего нового отец не узнал, просто все собралось вместе, соединилось в цельную картину, и тут высветились огрехи, которые одни не видели, а другие старались не замечать. Огромная ракета требовала циклопического старта. Предстояло вынуть многие тысячи кубометров грунта, уложить фантастические объемы бетона, и все это в недоступных, малонаселенных местах. Именно там, вдали от посторонних глаз, по соображениям секретности, планировалось размещение новых ракет.

Не меньшие трудности ожидались и после окончания строительства. Ракету требовалось постоянно держать «на взводе», готовой стартовать немедленно. На подготовку отводились если не минуты, то считанные часы. Сейчас же, с учетом заправки, на все операции уходили сутки, и не одни. Больше всего хлопот доставлял жидкий кислород, используемый в качестве окислителя.

По условиям, предъявляемым Генеральным штабом, ракету следовало держать постоянно заправленной. Справиться с жидким кислородом, охлаждать его внутри баков — об этом не приходилось и мечтать, он испарялся, через специальные клапаны стравливался наружу. Взамен подкачивались новые тонны, десятки тонн. И так непрерывно, день за днем, месяц за месяцем, год за годом.

Еще одна немаловажная деталь. Пункты радиоуправления «ложились» на непролазную тайгу, болотистые топи. К ним предстояло проложить сотни, если не тысячи километров дорог, подвести электричество. Дальность полета ракеты определялась прибором, работающим на манер аккумулятора. Назывался он электролитическим интегратором. Заряженный до определенной величины на земле, он по мере ускорения ракеты разряжался и в заданный момент выдавал сигнал: «Приехали». В рабочем состоянии он мог удержаться на ракете совсем недолго, а затем следовало его снимать, перезаряжать, калибровать.