Сергей Хрущев - Никита Хрущев. Рождение сверхдержавы

На сей раз глаза его не смеялись, речь шла о серьезном деле, а не о всяких там космических штучках. В них Гречко не особенно верил — игрушки. Набычившись, он напирал на отца, нависая над ним с высоты своего почти двухметрового роста. Отец отступил назад, он не любил обращаться к собеседнику, высоко задирая голову.

— Да отойди ты на два шага, — отцу надоело пятиться. Обстановка несколько разрядилась.

— И не уговаривай меня, нет у меня денег, — продолжал отец, — на все не напасешься.

Он явно не хотел вступать в пререкания, все давно было говорено-переговорено. Отец не жаловал тактическое ядерное оружие. Ядерное оружие было для него не инструментом войны, а аргументом в политических битвах, средством давления, устрашения, пусть даже шантажа. Но применять его?!

Целям отца отвечали стомегатонные заряды, для которых Европа тесна. Мегатонные боеголовки ракет различной дальности, нацеленные на столицы вероятных противников, эффективно остужали горячие головы.

Вся эта «мелочь» казалась отцу очень опасной своей приземленностью, снижающей порог страха. «Кому в этом случае принимать решение о начале ядерной войны — главе государства или дивизионному командиру?» — задавал он риторический вопрос. Риторический потому, что переступать это право и эту ответственность отец не считал возможным никому. К тому же стоило подобное «удовольствие» чрезвычайно дорого. «Атомный» министр Славский докладывал, что заряд для атомной пушки с эквивалентом в полторы килотонны обходится не дешевле мегатонной боеголовки межконтинентальной ракеты. Если всерьез заняться оснащением сухопутных войск атомным оружием, то счет пойдет даже не на тысячи, а на десятки тысяч.

Отец держался твердо: «Нет!»

Правда, сделали две опытных дальнобойных пушки, способных забрасывать ядерный боеприпас километров на тридцать. Их возили регулярно два раза в год на парады на Красной площади. На показах они стреляли с ужасающим грохотом. Но дальше дело не пошло. Предложения о серийном производстве отец отвергал с порога. Поколебать его не удалось ни маршалам, ни Устинову. Так эти два монстра и существовали парой.

С «Луной» обстояло полегче. Ее выпускали серийно, в основном с обычным зарядом. Атомных боеголовок производилось немного.

О минах и фугасах отец и слушать не хотел. Ссылки на американцев на отца не действовали. Он давно привык к угрозам в случае невыделения средств оказаться в хвосте. Он придерживался своей точки зрения: если протратишься на все эти «игрушки», то уж точно проиграешь. Американцы, если им нравится, пусть бросают деньги на ветер. По мнению отца, если начнется ядерная война, то будет не до поля боя.

Когда отца отправили в отставку, с Брежневым Гречко договорился без труда. Леонид Ильич «вошел в положение». Одних атомных пушек произвели более семи тысяч, счет тактических и ядерных боезарядов также пошел на тысячи, потом перевалил четырехнулевую отметку и покатился дальше…

После обеда снова собрались в конференц-зале. Предстояло обсуждение и принятие решений.

Начали с ракет. Кому отдать предпочтение? За обедом отец перемолвился на эту тему с Козловым и Брежневым. Ему приглянулись предложения Челомея, и ракетные КБ с государственных позиций загружались рационально: тяжелую Р-36 — Янгелю, а легкую УР-100 пусть проектирует его конкурент, — но он хотел подтверждения. К тому же отец не забывал, что там работаю я, и мое присутствие создавало для него определенные осложнения. Всегда могут кивнуть: «Знаем, чем вызвана такая благосклонность». В те дни на эту тему ходило немало сплетен, а в последующие годы языки и вовсе развязались. Нашлись ретивые чиновники, с удовольствием списавшие свои просчеты на «понятное пристрастие» отца к «одной известной фирме». Мне ни оправдывать отца, ни оправдываться самому некорректно, да и бессмысленно.

Козлов и Брежнев поддержали отца.

На заседании отец высказался за Челомея. Янгель выглядел просто убитым. Устинов расстроился. Желая поддержать Михаила Кузьмича, отец стал говорить добрые слова о его больших заслугах, о важности работы над 36-й ракетой, о государственных интересах, требующих рассредоточения усилий. Слова не утешали, а только бередили рану.

С этого заседания Совета обороны началась история создания советской ракетной мощи. Вышедшее через месяц 30 марта 1963 года постановление правительства задало сроки и оговорило конкретные параметры первой советской массовой межконтинентальной ракеты.

Ее первый пуск произведут всего через два года, 19 апреля 1965 года. 24 ноября 1966 года первые полки межконтинентальных баллистических ракет 8К84 (так в армии называли УР-100) в шахтном исполнении заступили на боевое дежурство.

21 июля 1967 года все мыслимые испытания завершились, и военные подписали акт об официальном приеме ракеты на вооружение.

Дальше зашла речь о кадровых перемещениях. Отец задумал продвинуть вверх Устинова, поручив ему координацию деятельности совнархозов в масштабах страны. Предполагалось создать новый орган — Высший совет народного хозяйства и председателем его в ранге первого заместителя председателя Совета министров СССР сделать Устинова. На его место отец предложил назначить недавнего директора янгелевского завода, а ныне председателя Госкомитета по оборонной технике Леонида Васильевича Смирнова. Во время своего посещения два года назад отец отметил ухоженность предприятия и деловитость его директора. Да и в ракетах он специалист, и министр хороший.

В последние годы отец предпочитал выдвигать на самый верх людей производства. К сожалению, без особого успеха. Новички быстро осваивались и становились кондовее стариков.

Казалось, заседание подходило к концу. Основной вопрос о новой ракете разрешился, оставались мелочи. Однако бывает, когда, казалось бы, пустяк взбухает, увлекает собравшихся в дискуссию, разрастается в проблему.

Разговор начал Малиновский. До этого он насупленно молчал. В течение всего заседания едва ли произнес несколько слов.

По его мнению, дела в армии с личным составом обстояли неладно. В середине 1960-х годов приходят служить дети, рожденные в годы войны. А какая тогда была рождаемость?! Мужики все на фронте. Сейчас призывать некого, подразделения не добирают численности личного состава. Особенно вредными министр считал различные льготы, позволявшие получить отсрочку, а то и вовсе уклониться от призыва.

К Малиновскому присоединился Гречко. Основное зло ему виделось в освобождении студентов от военной службы. Он доказывал: студент, пройдя армию, станет настоящим мужчиной, служба пойдет только на пользу. Гречко выступил также и против военных кафедр, выпускающих из высших учебных заведений офицеров запаса. Не нравились они ему своей штатскостью, неумением командовать, незнанием воинской службы. Кафедры надлежало закрыть и увеличить набор в военные училища.