Федор Бурлацкий - Мао Цзэдун и его наследники

Народ нередко становится беззащитным и обманутым орудием таких авантюристических деятелей, поскольку в его недрах накапливается законный протест против унижения и угнетения, которым он подвергается со стороны властей, и первый его порыв — разрушить все общественное здание, на котором покоится несправедливая система.

Судя по рассказу Цзян Цин, Чжоу Эньлай сделал попытку остановить террор «леваков». Он выступил на митинге 17 сентября 1966 г. На митинге присутствовали также Чэнь Бода (которого подозревали в «ультралевых» настроениях) и Кан Шэн. Премьер-министр осудил вооруженных активистов, назвав их «мелкобуржуазными анархистами», упорно не желающими прекратить гражданскую войну. Что касается Цзян Цин, то она восторгалась «развернувшейся гражданской войной», ее замечания ограничились защитой лишь своей группировки и своей резиденции. Она сообщила слушателям, что накануне группа из 30 с лишним человек «по-бандитски» разгромила редакцию партийного журнала «Хунци», а десять человек из провинции Ганьсу силой проникли в Чжуннаньхай (резиденцию высшего руководства КПК) и ворвались даже в штаб-квартиру Председателя Мао, где и были схвачены.

В ходе разговора с Р. Уитке Цзян Цин с осуждением отозвалась о некоторых других нигилистических акциях хунвэйбинов, в частности о поджоге официальной резиденции английского поверенного в делах. Перед тем как поджечь здание, китайские юнцы и девицы пинали ногами английских служащих обоего пола, плевали на них и подвергали всевозможным сексуальным надругательствам. Однако Цзян Цин ни словом не обмолвилась о бесчинствах в советском посольстве: что делать, политика есть политика, «ревизионистов» не следует жалеть даже в случаях прямого разгула террора.

В июле 1966 года Председатель Мао написал ей письмо с «блестящими предсказаниями», вспоминала Цзян Цин. В своем письме он выдвинул задачу — ниспровергнуть правых в партии и во всей стране. Конечно, добавила Цзян Цин, ниспровергнуть их всех не удастся. Через семь-восемь лет развернется новое движение под лозунгом «Уничтожить демонов и чудовищ». И тогда будет еще больше «чисток». Председатель ясно дал понять, что любой «правый коммунист», который попытался бы совершить в Китае государственный переворот, будет уничтожен. Любое действие, направленное против 95% населения, обречено на провал. Написанное Председателем в 1966 году — не досужие домыслы, заявила Цзян Цин, его предсказания сбылись.

Сбылись, конечно, но совсем не так, как думал Председатель. «Правые коммунисты», в том числе изгнанный Дэн Сяопин, легко сумели взять реванш после смерти Мао, и в жертву на этот раз была принесена Цзян Цин.

Даже рассказывая об этом эпизоде, Цзян Цин не вполне отдавала себе отчет в подлинных целях Мао и подлинной подоплеке «культурной революции». Она хваталась то за одно, то за другое звено в происходящем — свои вторжения в сферу культуры, личные обиды на Лю Шаоци, его жену, борьбу с «ревизионизмом», заговоры Линь Бяо, — ее бедная головка не могла вместить весь этот поток и понять его главное направление. Все дело было в ложной исходной посылке: она полагала себя чуть ли не пружиной всех событий, тогда как была не более чем суетливой марионеткой. Ею играли многие — сам Мао со своего недоступного возвышения, Кан Шэн, Линь Бяо, Яо Вэныоань. Марионетка была повсюду, во всем участвовала, и потому ей казалось, что все исходит от нее. Эта иллюзия кружила голову, в которую заползали все более тщеславные надежды и замыслы.

Эти надежды усилились в связи с падением последнего официального претендента на наследование власти Мао — Линь Бяо. В автобиографическом интервью Цзян Цин содержится любопытная версия крушения бывшего министра обороны КНР. Она рассказывает, что Линь Бяо не только замышлял покушение на Председателя Мао, но и предпринял несколько попыток совершить его, намереваясь убить «всех товарищей из Политбюро». «Его люди сделали план нашей резиденции и собрались подвергнуть ее бомбардировке, чтобы разом покончить с нами всеми». Очень «правдоподобный» способ расправы с членами Политбюро — не правда ли?

Не довольствуясь этой версией, Цзян Цин тут же предлагает иную: люди Линь Бяо установили тайный контроль над резиденцией Мао Цзэдуна, приготовили яд, чтобы постепенно подкладывать его в пищу Председателя Мао и самой Цзян Цин. Доказательство? Вот оно: почти весь 1969 год она «страдала невралгией, которая отрицательно сказалась на деятельности мозга и памяти. Лишь недавно она выздоровела». Видимо, Линь Бяо подкладывал очень щадящий яд…

Присутствовавший на встрече Яо Вэньюань счел нужным восстановить официальную версию этого события и вставил следующее: Линь Бяо-де пользовался поддержкой «советских ревизионистов». После провала он бежал в направлении Советского Союза, захватив жену и сына. Выбитый из колеи и охваченный паникой, он бросился в объятия врага. Предав партию и страну, он сам подписал себе приговор — его самолет разбился в Монголии.

— Такие товарищи, как премьер, Кан Шэн, Чжан Чуньцяо, Яо Вэньюань и я, — продолжала Цзян Цин, — стояли на стороне Председателя Мао. Они («ультралевые» сторонники Линь Бяо) повсюду разжигали пламя пожара, а мы действовали как пожарная команда и сражались, чтобы защитить ветеранов. Целью Линь Бяо было ниспровергнуть ветеранов, захватить власть и сделать так, чтобы «советские ревизионисты» немедленно ввели в Китай свои войска. Однако, как сказал Председатель Мао министру Шуману, он одним махом покончил с Линь Бяо.

Во всем этом нельзя обнаружить ни грана правды, Линь Бяо был одним из наиболее антисоветски настроенных деятелей, что видно из его выступлений, и одним из активных творцов культа Мао Цзэдуна.

Из рассказа Цзян Цин можно видеть, что Мао Цзэдун уже давно планировал расправу с Линь Бяо, использовав его предварительно против Лю Шаоци. Что касается Цзян Цин, то она подталкивала Мао в этом направлении, видя в Линь Бяо своего потенциального соперника.

Наибольшее место в автобиографии Цзян Цин занимает рассказ об апофеозе ее деятельности: это реформа всей сферы культурной жизни Китая. Вот когда она, наконец, самоутвердилась в среде, которая отвергла ее 30 лет назад, взяла реванш за унижения, за обманутые ожидания славы и поклонения. Поощряемая Мао, она железной метлой прошлась по всем закромам и сусекам духовной жизни страны, ни один не оставив без своего августейшего внимания.

Вспоминая о событиях начала 60-х годов, она с болью призналась, что ее появление — после многих лет отсутствия — в кругах драматических актеров, танцоров, музыкантов сделало ее чрезвычайно уязвимой для критики. Когда она стремительно вышла на первый план в качестве единоличного руководителя искусства, с ней отказывались сотрудничать, а некоторые даже составляли против нее заговоры. Но такая враждебность не могла остановить ее.