Анатолий Собчак - Тбилисский Излом, или Кровавое Воскресенье 1989 года

Слова, применимые к процессам, происходящим во всех бывших республиках Советского Союза, но оказавшиеся пророческими прежде всего в отношении новых грузинских политиков.

Звиад Гамсахурдиа. Впервые я встретился с ним во время работы парламентской комиссии. К моменту встречи я уже многое знал о его диссидентском прошлом, о его бурной молодости, о нем, о сыне известного писателя, привыкшем без особого труда удовлетворять свои желания, о его покаянии во время судебного процесса в 1978 году и "телепокаянии", показанном по Центральному телевидению после суда, о судебном иске Гостелерадио к американским журналистам Пайперу и Уитни, которые поставили под сомнение подлинность телепокаяния Гамсахурдиа и утверждали, что, по мнению близких к нему людей, это выступление было сфальсифицировано. Гостелерадио свой иск о защите чести и достоинства тогда выиграло, так как свидетелем в Московском городском суде, подтвердившим подлинность телеинтервью, выступил не кто иной, как сам З. Гамсахурдиа. Многое нам рассказали о его участии в подготовке и проведении митинга у Дома правительства.

При личной встрече с Гамсахурдиа меня интересовали два вопроса: во-первых, я хотел по-человечески понять, почему, зная о намерении властей силой разогнать демонстрантов и имея полные сведения о сосредоточении войск, он и остальные организаторы митинга не попытались предотвратить кровопролитие и предпочли рисковать жизнями тысяч других людей; во-вторых, меня интересовали объяснения Гамсахурдиа по поводу часто повторяемого им в публичных выступлениях лозунга "Грузия только для грузин!"

Внятного ответа на эти вопросы мы так от него и не получили. Не получилось и диалога. Перед нами сидел человек, слышащий только самого себя. Особенно меня поразили его рассуждения о грузинах, проживающих в Союзе за пределами Грузии, например, в Москве и Ленинграде. "Мы, – говорил Гамсахурдиа, – дадим им срок на возвращение в Грузию. Если же в этот срок не вернутся, мы лишим их права называться грузинами". На мое замечание, что национальность, как и родителей, не выбирают, и сам господь Бог не может изменить того факта, что в твоих жилах течет русская, грузинская или другая кровь, Гамсахурдиа убежденно ответил: "Мы лишим их Родины, объявим своими врагами и запретим въезд в Грузию". В связи с этим невольно приходят на ум слова Паскаля о том, "с какой легкостью и самодовольством злодействует человек, когда он верит, что творит доброе дело".

Было что-то от избалованного, капризного и упрямого ребенка в этом красивом седеющем человеке, на которого не действовали никакие аргументы. Было ясно, что он так и поступит – дай ему только власть! Поэтому, когда спустя год я узнал о том, что Гамсахурдиа объявляет своих политических противников и просто несогласных с ним врагами нации, для меня тут уже не было ничего неожиданного.

Политический взлет Звиада Гамсахурдиа начался, как это ни звучит парадоксально, с 9 апреля, последующего ареста и кратковременного заключения. Лигачеву, Патиашвили и особенно не в меру усердному генералу Родионову обязан Гамсахурдиа своей карьерой. После трагической гибели в автомобильной аварии другого лидера грузинских неформалов Мераба Коставы именно Гамсахурдиа становится единоличным лидером и даже знаменем национально-демократического движения в республике.

Его избирают членом Верховного Совета Грузии, в котором он возглавил правящий блок партии "Круглого стола" и был избран сначала Председателем Верховного Совета республики, а затем в мае 1991 года – президентом Грузии. На президентских выборах за него проголосовало 87 процентов избирателей. Энтузиазм был всеобщими. И когда в грузинских газетах в это время писали: "Вести Грузию по пути к истинной свободе должен Звиад Гамсахурдиа… Он призван к этому своим происхождением, генами, делами, биографией, всей своей жизнью!" – то это была та самая пена национально-освободительного, национал-патриотического движения, которому всегда нужен кумир.

В основе любого национального движения неизменно преобладают эмоции, которые ищут выхода в национальном самоутверждении, в преодолении национального порабощения и унижения, а значит, и в поиске врагов, в борьбе с которыми нация обретет себя. И именно это предложил Грузии Гамсахурдиа. Вчерашний диссидент начал свою государственную деятельность с неустанного поиска врагов: внешних и внутренних. Внешний враг – это, конечно, Кремль, империалистическая Россия и коммунистический режим. Внутренние враги – все несогласные с его взглядами и политикой, агенты Кремля, враги нации, провокаторы и т. д. и т. п. Но самое трагичное, что в роли внутренних врагов оказались осетины, абхазы и представители других наций, с которыми началась конфронтация, перешедшая в открытую войну.

Второй раз я виделся с будущим президентом Грузии весной 1991 года в Москве в американском посольстве. Это была встреча с госсекретарем США Дж. Бейкером руководителей союзных республик (Союз уже шел к распаду, но пока существовал), а также руководителей Москвы и Ленинграда. На ней шел обмен мнениями о положении в Союзе, возможных формах сотрудничества и помощи со стороны США. Когда очередь дошла до З. Гамсахурдиа, он сказал буквально следующее: "В прошлом Соединенные Штаты освободили от рабства людей. Теперь настало время, когда они должны освободить от рабства народы. Грузия является порабощенной страной, поэтому мы просим помочь нам освободиться от рабства и ввести в Грузию американские войска".

После этой тирады наступило неловкое молчание. Понимая, в каком двусмысленном положении оказался госсекретарь США, я вынужден был вмешаться и сказать, что наши внутренние проблемы мы сможем решить без чьего-либо вмешательства извне, не перекладывая свою ответственность на чужие плечи. После этого я предложил вернуться к обсуждению вопроса о механизме помощи и сотрудничества между СССР и США.

Сведения, доходившие до нас из Грузии после избрания Гамсахурдиа президентом, были очень противоречивыми и ставили в тупик. С одной стороны, люди, которым можно было доверять, рассказывали о массовом поклонении новому президенту. "Мы все буквально молились на него", – говорила мне известный музыкант, по натуре не склонная к экзальтации. Но, с другой стороны, все чаще и чаще доходили вести о преследовании журналистов и политиков, посмевших критиковать президента. В Санкт-Петербург стали один за другим приезжать грузинские актеры, режиссеры, художники и музыканты, которые, в недоумении разводя руками, говорили о том, что в республике воцарилась какая-то тупость и серость, стало невозможно работать, власти как будто поставили задачу полностью дискредитировать новый строй. Жизнь катастрофически ухудшалась с каждым днем, и никто не мог понять, что происходит.