Теодор Гладков - Джон Рид

«Мне исполнилось двадцать девять лет, и я чувствую, что окончилась определенная часть моей жизни, окончилась моя молодость. В то же время мне кажется, что окончилась и молодость мира, и, конечно, большая война кое-чему нас всех научила. Вместе с тем это начало новой фазы жизни, и мир, в котором мы живем, так стремительно меняет свои краски и мнения, что я едва сдерживал себя, чтобы не размечтаться о прекрасных и пугающих возможностях грядущего времени.

…Я должен снова найти самого себя. Некоторые люди, по-видимому, рано нащупывают свою дорогу, растут естественно, изменяясь понемногу. Я не представляю себе, что будет со мной через месяц. Когда я пытался достичь чего-либо, я терпел неудачу исключительно из-за того, что я плыл по течению, но я нашел себя и с радостью погрузился в новую роль.

…Я люблю людей, кроме пресыщенных и самодовольных, и мне интересно все новое и все старое красивое, что является делом их рук. Я люблю красоту, успех, перемены, но теперь их происходит меньше во внешнем мире, чем в моем сознании.

…Я видел и описал несколько стачек, большинство из них были отчаянной борьбой против голой нужды; и все, чему я был свидетель, только подтверждало первоначально усвоенную мною идею классовой борьбы и ее неизбежности. Всем сердцем я хочу, чтобы пролетариат поднялся и захватил свои права, — я не знаю, как иначе он может получить их. Политическая помощь приходит так медленно, а возможности мирного протеста и допускаемых законом действий год от году сокращаются. Но я не уверен, что рабочий класс способен осуществить мирную или какую-либо иную революцию, настолько рабочие разобщены и резко враждебны друг другу, настолько плохо их руководство и так еще слепы они в отношении классовых интересов.

Война оказалась страшным разрушителем веры в экономический и политический идеализм. И все же я не могу отказаться от мысли, что из демократии родится новый мир, который будет богаче, лучше, красивее существующего. И я не знаю, чем я должен помочь, пока еще не знаю. Зато я знаю, что мое благополучие построено на несчастье других людей; я сыт, потому что другие голодают; я одет, тогда как другим зимой нечем прикрыть тело; и это отравляет мне жизнь, нарушает мое спокойствие…»

И снова о войне: «Это прекращение жизни и брожения человеческой эволюции. Я жду, жду, пока все это кончится и жизнь возобновится, тогда я найду себе дело».

Но Рид не стал дожидаться, пока окончится война. Он обрел путь, чтобы найти себе настоящее дело. Это был путь за океан — в революционную Россию.

Когда и почему Рид решил ехать в Петроград?

Первые газетные сообщения о том, что в России свергнут царь и установлена республика, Джек встретил с радостью. Но в отличие от большинства радикалов он сразу задумался: а к чему приведет падение самодержавия? К общим рассуждениям о свободах, которые теперь обретет русский народ, он с самого начала отнесся скептически. И не без основания. Высказывания о необходимости замены Николая чем-нибудь более дельным он слышал в Петрограде в 1915 году от людей, настроенных весьма не революционно.

У него были все основания полагать, что в Петрограде произошла не народная революция, а всего лишь дворцовый переворот, организованный офицерством и крупной буржуазией. Тем более что газеты почти ничего не сообщали, обсуждая главным образом вопрос о том, будет ли Россия продолжать войну с Германией. Сообщения о первых шагах Временного правительства, казалось бы, только подтвердили эту точку зрения Рида.

Постепенно новые и новые события в России все больше привлекали его внимание — по мере того как он убеждался, что дело одним лишь свержением царя, видимо, не ограничится. Этому способствовали и некоторые новые знакомства.

В Нью-Йорке всегда жило много выходцев из России, а к 1917 году здесь образовалась целая колония политических эмигрантов, принадлежащих к различным партиям. Среди них были и видные революционеры: Коллонтай, Чудновский, Володарский. С некоторыми русскими Рид общался в журналистских кругах и каждую такую встречу использовал для выяснения какого-либо момента в русской политической жизни. К сожалению, эмигранты, как и он сам, не имели достаточной информации о том, что происходит на родине, но все же Рид узнал от них, в общих чертах разумеется, историю революционной борьбы в России за последние годы и взгляды основных политических партий. Именно тогда Джек впервые услышал имя Ленина. Партия большевиков сразу завоевала симпатии Рида уже тем, что была единственной, требовавшей немедленного и справедливого мира для всех народов. А вопрос о войне был в ту пору для него самым надежным пробным камнем. На основании опыта своего путешествия в Россию Рид не сомневался, что русский народ поддержит только ту партию, которая принесет ему мир.

В конце концов он пришел к выводу, что хотя по своим первым результатам русская революция — буржуазная, но по своим движущим силам имеет массовый, народный характер и еще скажет свое решающее слово.

Надо отдать должное Риду — он сразу понял, как только узнал об их создании, что Советы рабочих и солдатских депутатов сыграют в недалеком будущем решающую роль в революции.

Первым американским журналистом, посетившим Петроград без царя, оказался Линкольн Стеффенс. Сразу же после возвращения старого друга в Нью-Йорк Рид поспешил встретиться с ним и засыпать вопросами.

Незаметно для самого себя Рид подошел к мысли, что он должен ехать в Россию, что эта страна является тек местом, где решаются сейчас самые важные проблемы современности.

К тому же Джек был просто рад уехать из Америки, чувствуя, что только так сможет найти выход из беспросветного тупика, в котором он пребывал уже полгода. Ему нужен был свежий ветер…

Совершенно неожиданно эту идею поддержала Луиза, вернувшаяся в июле из Франции. Более того, она предложила Джеку ехать вместе. Луиза успела к этому времени снискать репутацию способной журналистки, и путешествие в Россию, все больше привлекавшую внимание американской прессы, было бы для нее хорошей возможностью показать свои силы. Рид был рад. Он надеялся, что совместная поездка распутает тот клубок взаимных обид и упреков, в который превратились его отношения с женой.

У Рида было одно хорошее и нерушимое правило — приняв решение (даже если это было связано с колебаниями), осуществлять его с поразительной энергией и быстротой. Так было и на сей раз — он собрался в дорогу за две недели. Собственно говоря, Рид мог бы сделать это и за два дня — если бы… если бы нашлась газета, которая пожелала воспользоваться его услугами специального корреспондента. Газетный синдикат охотно принял предложение Луизы и сделал вид, что не подозревает о существовании ее мужа. Рида бойкотировали, и весьма недвусмысленно. Он обращался в газеты Нью-Йорка, Балтимора, Вашингтона — и отовсюду получал вежливые отказы. О причинах он не осведомлялся.