Борис Соколов - Врангель

— Там ничего серьезного нет, и никаких осложнений, которых вы опасаетесь, там не произойдет, — успокоил Сидорина Романовский.

— Я очень опасаюсь, — заявил командующий Донской армией, — что каждый неосторожный шаг, сделанный сейчас, послужит к развалу кубанских частей, находящихся на фронте.

Главнокомандующий прекратил этот разговор и сказал в заключение:

— Врангель наконец этот узел разрубит. То или другое… Окончательное разрешение вопроса крайне необходимо. На Кубани сложилась невыносимо тяжелая атмосфера. Жить вместе так, как мы жили, дальше невозможно».

На самом деле как раз после фактического упразднения Кубанской рады началось разложение не только в кубанских, но и в донских казачьих частях.

После этого совещания Деникин, убедившийся в полной неспособности Май-Маевского исправить положение (его штаб даже не знал, где находится большинство частей беспорядочно отходившей армии), стал думать о назначении Врангеля командующим Добровольческой армией. Но произвел он это назначение лишь три с половиной недели спустя. Деникину очень не хотелось огорчать Владимира Зеноновича, ранее блестяще сражавшегося в Донбассе.

Врангель, заболевший возвратным тифом, 22 ноября был вызван в Таганрог для принятия новой должности. Теперь, когда обнаружилась полная несостоятельность генерала Май-Маевского и стало явным катастрофическое положение на фронте Добровольческой армии, барон 26 ноября (9 декабря) 1919 года был назначен командующим Добровольческой армией и главноначальствующим Харьковской области. Если бы это произошло хотя бы тремя неделями раньше — возможно, барон смог бы немного смягчить последствия поражения. Однако время было упущено.

Раковский со слов Сидорина писал: «Врангель сдал Кавказскую армию генералу Покровскому и вступил в командование Добровольческой армией. Но было уже поздно исправлять допущенные ошибки. Врангель не мог отстоять Харьков, который пал в типичной обстановке панической эвакуации, саркастически именуемой не эвакуацией, а саморазгромом. Добровольческая армия в состоянии полного хаоса и дезорганизации продолжала откатываться к югу. Положение на фронте осложнялось с каждым днем еще и тем, что конница Буденного продолжала углублять клин между Добровольческой армией и Донской. С каждым днем становилась всё более и более реальной возможность полного разрыва между ними со всеми проистекающими из этого для армий последствиями».

Дело усугублялось тем, что командование Донской армии подозревало Врангеля в намерении поскорее отвести свои части в Крым, бросив Донскую армию на произвол судьбы. Г. Н. Раковский пишет:

«Командующий Донской армией генерал Сидорин 9 декабря отправился к Деникину и заявил, что по всем действиям высшего командования Добровольческой армии он усматривает вполне определенное стремление изменить фронт и отходить на Крым, и доказывал это всей группировкой добровольческих войск и теми руководящими приказами, которые ослабляли правый фланг, прикрывавший Ростов, и держали выдвинутым далеко вперед левый фланг. Перемена фронта на Крым угрожает окончательным разрывом между Донской армией и Добровольческой, тем более что такой весьма значительный разрыв существует уже и сейчас. По словам Сидорина, генерал Деникин на это ответил:

— Я сам это вижу, отлично понимаю и одинаково с вами оцениваю обстановку. Я настолько обеспокоен всем этим, что приказал докладывать мне о каждом распоряжении Врангеля, дабы лично проверять и следить за всеми его директивами.

— Я боюсь, — возразил Сидорин, — что умышленно будет создаваться такая боевая обстановка, которая заставит якобы волей или неволей совершать отход на Крым.

После обсуждения этого острого вопроса Деникин предложил Сидорину поехать к Врангелю, лично с ним переговорить и разрешить все недоразумения».

Поезда командующих армиями встретились на станции Ясиноватой. Между Врангелем и Сидориным произошло продолжительное совещание, настолько характерное во всех отношениях, что Раковский рассказал о нем очень подробно:

«Утром, часов в 8–9, генерал Врангель с начальником своего штаба генералом Шатиловым пришли в поезд командующего Донской армией. Первыми словами Врангеля были:

— Ну, Владимир Ильич, нужно честно и открыто сознаться в том, что наше дело проиграно. Нужно подумать о нашем будущем.

— Я не совсем с вами согласен, — возразил Сидорин.

— Как же вы со мною не соглашаетесь, — горячо запротестовал Врангель, — ведь для меня очевидно, что дальнейшее сопротивление совершенно невозможно.

После этого Врангель стал рассказывать, в каком состоянии находится Добровольческая армия. На фронте, по словам Врангеля, находятся три-четыре тысячи человек, которые доблестно дерутся и сдерживают ценой невероятных усилий натиск большевиков. Всё остальное — это колоссальнейшие тылы, развращенные до последних пределов. Достаточно сказать, что отдельные полки имели по двести вагонов различного имущества. Войсковые части, главная масса офицерства, вообще командного состава усиленно занимались спекуляцией. Военная добыча отправлялась в тыл, ее сопровождали в большом количестве офицеры, масса различных воинских чинов для ликвидации этого имущества, для разного рода спекулятивных операций. Врангель указывал на вакханалию наживы, которая происходила в тылу, на те безобразия, которые творились на фронте. Он прочитал несколько своих докладов об этом главнокомандующему. Он заявил затем, что, по его мнению, необходимо немедленно подвергнуть самому беспощадному наказанию бывшего командующего Добровольческой армией генерала Май-Маевского как преступника, который развратил армию, не организовал запасных частей для подготовки пополнений, допустил все тыловые безобразия, центром которых была резиденция Май-Маевского — город Харьков.

— Таким образом, — говорил Врангель, — я буду свободен, так как Добровольческой армии не будет, и предлагаю свои услуги для того, чтобы отправиться в Англию и там настоять перед союзниками, дабы они немедленно послали к нам достаточное количество транспортных средств для вывоза за границу офицеров и их семейств».

Врангель считал, что никто, кроме него, это сделать не сумеет, намекал на свою популярность в Англии. Он дал понять Сидорину, что имеет связи с тамошними политиками и представителями английской военной миссии генералами Бриггсом и Хольманом. Он предполагал также использовать французские знакомства и заручиться поддержкой жившего в Италии великого князя Николая Николаевича. Петр Николаевич убеждал Сидорина, что тот никоим образом не может уехать для выполнения этой миссии, а должен, имея большой авторитет среди казаков, проводить мобилизации и поднимать дух войск. Генерал Покровский, популярный на Кубани, должен взять на себя формирование новой Кубанской армии и вообще поднимать всех казаков, живущих на Кавказе. Главное командование, то есть Ставка, в том виде, в каком она существовала, должна быть уничтожена, Деникин должен уйти и уступить пост главнокомандующего другому лицу.