Вольфганг Нейгауз - Его называли Иваном Ивановичем

Несколько фашистов остались неподвижно лежать на снегу, остальные начали отползать назад. Но в это время гитлеровцы с исходных позиций открыли ураганный огонь по дому со всех направлений. Фриц услышал какой-то шум и потрескивание - это горела подожженная зажигательными пулями соломенная кровля.

Фриц осмотрелся. Взгляд его остановился на Степане. Подхватив раненого под мышки, он стащил его в подвал, а сам решил стрелять до последнего патрона. В доме стало жарко. Пот заливал Фрицу лицо, стекал по спине, но Шменкель все стрелял и стрелял. Он понимал, что через несколько минут будет вынужден спуститься на нижний этаж, а там уже нет такого хорошего обзора...

Когда на западной окраине села замолчал пулемет, Просандеев сначала послал туда для усиления группу партизан, а потом и сам перешел туда же. Вскоре партизанам удалось восстановить прежнее положение, отбросив гитлеровцев на исходные позиции. Укрывшись за большой поленницей дров, командир и комиссар отряда наблюдали за боем.

- А наш немец хорошо справляется со своей задачей, - заметил комиссар.

Но в этот момент пулемет Фрица замолчал. Затем раздались один за другим три залпа, и все стихло.

- У Шменкеля, видно, что-то неладно, - заволновался комиссар.

- Я сейчас сам посмотрю, - сказал Просандеев и уже хотел было ползти через огороды, но комиссар остановил его.

- Ты что, с ума сошел? Санитарку туда надо послать.

- Я пошлю посыльного. В случае чего он там и останется, - предложил командир.

Однако не успел командир позвать посыльного, как пулемет Фрица вновь энергично заговорил.

Северная окраина села не вызывала у командира особого беспокойства. Сейчас нужно было узнать, как дела на южной. Просандеев не сразу заметил клубы дыма над Домом культуры. Лишь когда он добрался до крайнего дома, вышедший навстречу командир одного из взводов указал ему в сторону холма:

- Товарищ командир... Посмотрите-ка!

Фасад Дома культуры был уже охвачен огнем. Пламя быстро пожирало сухое дерево, однако пулемет Шменкеля с небольшими перерывами все еще стрелял.

- А как у вас дела? - спросил командир.

- Фашисты залегли, но если пулемет замолчит, нам долго не продержаться. Сгорит наш немец в этом доме. Эсэсовцы знали, что делали.

Просандеев внешне казался совершенно спокойным, он молча осматривал в бинокль цепь противника. Через мгновение горящая кровля Дома культуры обрушилась на второй этаж. В данной ситуации был только один выход, и командир прекрасно понимал это.

- Подготовиться к атаке! - приказал он.

Просандеев пробрался в первую траншею, чтобы лично поднять бойцов в атаку, и в ту же минуту около него появился командир одного из взводов.

- Я прошу тебя, Иван, - совсем не по-уставному заговорил он, - уйди отсюда. Поднимать бойцов в атаку - мое дело.

- Бывают моменты, когда мне нужно быть впереди, - сказал Просандеев.

Он, как никто другой, понимал, что бойцам нелегко будет подняться в атаку. Многие были еще совсем неопытными и ни разу не ходили врукопашную. Помедлив несколько секунд, Просандеев вдруг вскочил и крикнул: "Ура!" И тотчас же этот крик подхватили бойцы.

Просандеев бежал по направлению к двум темным фигурам, лежавшим в снегу. Вокруг свистели пули. Вскрикнул и упал командир взвода, но вот он вновь поднялся и побежал. Гитлеровские солдаты, лежавшие в снегу, вскочили и бросились удирать к лесу.

Атака решила исход боя: противник, уже почти уверенный в победе, был настолько ошеломлен внезапной атакой партизан, что бежал без оглядки.

Приказав бойцам закрепиться на околице села, Просандеев поспешил к горящему Дому культуры. Одна стена его уже обрушилась. Неподалеку от дома стояли сани, на которые санитарка и какой-то до неузнаваемости закопченный боец укладывали раненого. Затем Надя протянула чумазому бойцу свою фляжку. Он жадно припал к воде и не отрывался до тех пор, пока не выпил все до последней капли.

Пленный красноармеец, пытавшийся прорваться к партизанам, был мертв. Партизаны нашли его остывшее тело в санях. Лошадь уже успокоилась и стояла как ни в чем не бывало.

Ранение Степана оказалось смертельным: у него было пробито легкое. Санитарка впрыснула ему морфий и сказала Шменкелю:

- Он безнадежен. Ему уже никто не поможет.

Накрыв раненого полушубком, Шменкель сел рядом с ним на сани. Фрицу до боли было жаль этого веселого, подвижного парня. Сейчас лицо Степана менялось на глазах, нос как-то заострился, жизнь угасала. Вот Степан глубоко вздохнул, будто хотел собраться с силами, и сник, фриц закрыл умершему глаза и, вынув из кармана Степана документы, передал их доктору Кудиновой, а та - подошедшему командиру.

Просандеев полистал комсомольский билет партизана. В билет были вложены две фотографии. На одной - супружеская пара, видимо, родители Степана. С маленькой фотографии, какие обычно делают для паспорта, смотрела молодая девушка с густыми темными косами. Тяжело вздохнув, командир передал все это Тихомирову.

- Нужно распорядиться относительно похорон, - тихо проговорил Просандеев. - Живут где-то родители этого парня, девушка его, ждут от него весточки... Проклятая война! Такой молодой... Ему бы жить да жить.

Тихомиров молчал. Перевязав резинкой документы и письма убитого, комиссар через некоторое время спросил командира:

- Как ты думаешь отметить Шменкеля?

- Отметить? Гм, он это заслужил. А как ты думаешь его отметить?

- Как он этого заслужил.

Просандеев взглянул на комиссара и сказал:

- Думаю, для Фрица важнее всех наград будет приведение его к присяге.

И немного помолчав, добавил:

- Нужно только несколько изменить начало нашей присяги.

- Я уже говорил тебе, что такой вопрос мы не можем решать самостоятельно.

- Решили же мы самостоятельно оставить его в отряде?

- Он - немец.

- Но он наш. Он меня уже спрашивал, почему мы не привели его к присяге. И я мог ему объяснить это только тем, что он не гражданин Советского Союза. Если б ты знал, какое впечатление произвели на него мои слова! Мы не имеем права оскорблять Шменкеля только потому, что он немец.

- И что же он тебе тогда сказал?

- Хочу принять советское гражданство - вот что он мне сказал.

- Ну а ты?

- Я не министр иностранных дел.

Тихомиров молчал. Тогда Просандеев заявил, что берет всю ответственность на себя и приведет Шменкеля к партизанской присяге.

Комиссар ответил не сразу:

- Может, ты и прав, Иван. Одобрение от командования мы получим и позже.

И улыбнулся:

- Как только захватим у противника рацию, сообщим обо всем в центр.

Отряд выстроился. Убитых уложили в наскоро сколоченные гробы. В одном лежал Степан, в другом - пленный красноармеец, имени которого никто не знал.

Первым говорил Тихомиров. Потом партизаны дали три залпа в воздух. Затем вперед вышел командир, глазами он искал Шменкеля.