Иван Фирсов - Лисянский

За столом расположились, кроме Лисянских, Баскаков, Карташев, Тулубьев, офицеры с «Эммануила» Качалов и Сеченов и другие. Самым старшим оказался капитан 2-го ранга Гревенс, он верховодил. Рядом с ним сидел его однокашник в том же звании — Александр Круз, сын адмирала. С ним коротко сошелся Ананий в прошлую кампанию на «Двенадцати апостолах». На этом корабле под его командой проходили практику гардемарины.

После «штатных» поздравлений и добрых пожеланий, по установившимся порядкам подняли тосты за всех царствующих особ — наследника, генерал-адмирала, не забыли и действующих адмиралов. Завязалась непринужденная беседа.

— А что, господин лейтенант, — ухмыляясь, спросил Гревенс виновника торжества Лисянского-младшего, — вы все витаете в грезах о дальних вояжах или все быльем поросло?

Все заулыбались, Ананий опередил брата:

— Какое там. Мы едва с ним на жилье устроились, так мне покою нет. Редкий вечер не заводит об этом россказни. Книжицу про Кука у английского шкипера приобрел, а намедни, перед Рождеством, привез из Петербурга записки незнаемого Григория Шелихова…

Все с любопытством смотрели на зардевшегося Юрия, а Гревенс произнес:

— Право сие похвально и достойно истинного моряка. Шелихов Григорий Иванович известен успешными делами на Восточном океане. О нем в Адмиралтейств-коллегии ведают. Сама государыня-императрица пожаловала его серебряной шпагой. В те края и мы думали с покойным Григорием Ивановичем Муловским, — Гревенс перекрестился, — вояж совершить, он также мечтами бредил, ан не состоялось.

Круз предложил:

— Помянем имя Григория Ивановича, его приятеля Джеймса Тревенена и всех сотоварищей наших, сгинувших в минувшей войне.

В наступившей тишине все молча выпили, а спустя несколько минут заговорили о том, что так-то оно так и какой моряк не льстит себя надеждой побывать в заморских странах, увидеть свет, да только российские корабли далее Гибралтара да Архангельска и моря не знают.

— Не скажите, судари мои, — проговорил Гревенс, — наши славные начальники Козлянинов, Ханыков, Лупандин прежде немало практиковались в английском флоте, побывали не одну кампанию у берегов Вест-Индии. Я сам хаживал в Средиземное море. Нынче замирение наступило, я слыхал, Адмиралтейств-коллегия подумывает возвратиться к таким занятиям. Глядишь, и наш час настанет: будут российские корабли бороздить дальние моря и земли новые открывать…

Гревенс поднял стакан и шутливо произнес, глядя на Юрия:

— Здоровье грядущих российских вояжеров!

Вернувшись после вечеринки домой, Юрий пробурчал:

— Была тебе, братец, охота выставлять меня напоказ.

— Однако ты и в самом деле неравнодушен к каждому известию о дальних вояжах. Не вижу в том ничего зазорного. И Гревенс тебя достойно похвалил, — примирительно ответил Ананий, позевывая.

Лисянскому повезло. Едва он успел отметить звание лейтенанта, как императрица объявила шестинедельный траур. Из Франции пришла весть о казни Людовика XVI. Екатерина II вознамерилась проучить французскую «чернь» и вступила в сговор с английским королем. Союз с морской державой требовал присутствия русской эскадры. Вместе с ней отправился в море и Лисянский.

30 июня соединенный Балтийский флот — 25 линейных кораблей и 7 фрегатов — вышел из Ревеля в Северное море для совместного патрулирования с английским флотом. Они установили блокаду портов и всего побережья Франции и Голландии. В конце августа, закончив крейсирование, флот возвратится к своим базам в Ревеле и Кронштадте.

Недели через две Лисянский-младший сошел на берег. Анания дома не было, еще не вернулся из плавания. Вечером в офицерском собрании к нему подошел Александр Круз.

После памятной вечеринки он как-то на Сретение пригласил к себе домой Юрия Лисянского и Баскакова. Они знали, что жил он вместе с отцом, потому вначале отказались, но Круз настоял:

— Батюшки нынче дома нет. В отъезде он, в Петербурге, так что не отказывайтесь, милости прошу.

Дом адмирала находился неподалеку от Адмиралтейства, рядом жил командир Кронштадтского порта вице-адмирал Пущин. Молодых лейтенантов радушно приняла жена адмирала. Угощали на славу, но горячительных напитков было в обрез. Офицеры знали понаслышке, что командующий эскадрой отличается на берегу простодушием и хлебосольством. Зимой почти каждую неделю он приглашает к себе на застолье командиров кораблей. Об этом было известно каждому кронштадтцу. Когда собрались расходиться, неожиданно появился вице-адмирал. Оказалось, что на полдороге от Петербурга образовалась большая полынья, ее обвеховали, но дорогу в объезд еще не проложили. Пришлось чуть не пешком обходить ее по сугробам и торосам. Круз-старший обрадовался гостям, вернул всех за стол и велел подать, кроме самовара, и вина, и водки.

Поначалу за столом беседа не клеилась, но после нескольких рюмок, которые Круз почему-то закусывал соленым огурцом и черными сухарями, разговор оживился. Адмирал припоминал разные случаи. Не преминул рассказать про сражение у острова Хиос с турецкой эскадрой. Тогда он командовал флагманским кораблем «Евстафий».

— Начальствовал у нас в ту пору незабвенный Григорий Андреевич Спиридов, светлая ему память. — Круз перекрестился: — Отдал душу богу три года тому назад.

Круз налил себе рюмку, все последовали его примеру:

— За упокой души его. — Круз опрокинул рюмку и продолжал: — Атаковали мы турка вопреки линейной тактике, с ходу, без перестроения. Подошли к турецкому флагману на пистолет и свалились на абордаж. Схватка была отчаянная. Турок воспламенился весь, огонь к нам перекинулся. Слава богу, ушел я спровадить адмирала да братца графа Алексея Орлова к шлюпке. Едва они отошли, к нам на крюйт-камеру [28] Крюйт-камера — помещение на корабле для хранения взрывчатых веществ. свалилась с пламенем грот-мачта от турка.

Круз перевел дыхание и продолжал:

— Спустя мгновение все вздыбилось на воздух, а дальше ничего не помню. Очнулся, меня матросики на обломок мачты втащили и плывут, а вокруг ад кромешный…

За столом притихли. Правда, сын адмирала, капитан 2-го ранга, позевывая, скучал, изредка прикладывался к рюмочке. Видимо, история эта ему была известна в деталях не меньше, чем отцу.

Вскоре разговор возобновился, и адмирал внезапно осклабился, глядя на Лисянского:

— А ведь я вас давно приметил, господин лейтенант, еще в бытность на «Подражиславе». А отгадайте, почему?

Лисянский-младший замялся, а Круз пояснил:

— Во-первых, когда списки на эскадру поступили, вы «за мичмана» из всех самым юным были, пятнадцати годков, припоминаю. А другое, больно кудри ваши привлекательны. Небось девицы за вами увиваются?