Владимир Замлинский - Богдан Хмельницкий

Гетман не ошибся в народе, когда призывал его в своих универсалах к борьбе. На его зов поднялась вся Украина.

Вместе с украинцами защищать Украину на клич Хмельницкого пришли белорусы, молдаване, степные ногайцы, буджакские татары, крымские горцы, пятигорские черкесы. Турция прислала около шести тысяч румелийцев. Прибыли донские казаки и даже отряды цыган. Многие из восставших не имели оружия и пришли с дубинами и серпами.

Конечно, все они преследовали в этой войне свои цели. Но всех их нужно было объединить под одним знаменем. И Хмельницкий сумел это сделать. Он боялся лишь одного: чтобы раньше времени неприятель не выведал его намерений, и потому строго приказал своим подчиненным держать язык за зубами. Но не всегда это удавалось. Не раз доносили ему, в частности, что видели, как его Елена шепталась с базилианским монахом Лаской, посланцем Киселя. С недавних пор какая-то настороженность по отношению к Елене закралась ему в душу. Жена изменилась в последнее время. Стала неискренней, чужой. А может, не стала, а всегда была? Вообразил ее любящей, верной женой и другом, потому что хотел видеть ее такой?

В последнюю ночь перед отъездом из Чигирина он хотел серьезно поговорить с Еленой обо всем. Но та, как будто нарочно, выпила за ужином лишнего. Хмельницкий не знал, что это хитрый иезуит посоветовал гетманше прибегнуть к такому спасительному способу. Он предчувствовал, что гетман потребует объяснения и та может не выдержать. И тогда откроется их тайная связь. А ему еще нужно было остаться в Чигирине, чтобы выведать, когда выедет к войску сам Хмельницкий, а также получить от гетмана ответ на письмо Киселя.

Потом в донесении Киселю он напишет: «…видел я, как гетман с артиллерией и ордой выехал на дорогу к Ингульцу, после чего я возвратился, словесно оскорбленный гетманским комнатным слугой.

Все послы наши взяты к пушкам. Из челяди, которая была при конях, одних убили, других утопили… Я, видя такое отношение к послам, попросил саму пани о том, чтобы я мог получить какой-либо ответ… Она меня предостерегла и просила, чтобы я не подвергал себя опасности, и «вообще: если хочешь невредимым быть, уходи, как можешь». Вечером сел я на коня и ночью вынужден был уехать…»

Хмельницкий покинул Чигирин 31 мая 1649 года, сопровождаемый старшиной, казацким и татарским отрядами с артиллерией. В дороге отправил артиллерию к Белой Церкви, а сам поехал к Ислам-Гирею, ожидавшему его с ордой в Черном лесу.

Из статейного списка посла русского правительства Григория Унковского 13 марта — 22 мая 1649 г.: «А гетман Григория из Чигирина отпустил, и после Григория вскоре пришли к гетману крымские люди и сказали, что царь (т. е. крымский хан) с крымскими и с ногайскими людьми и с темрюкскими черкасами идет близко. И гетман со своими ратными людьми и с нарядом из Чигирина пошел в поле на сакму (степную дорогу), которою идет царь, чтоб ему сойтись с царем и идти в войско на польскую границу полем, не заходя в города и села Запорожского войска. А когда гетман про сбор польского войска проведает, то он с крымским царем и с людьми его и с Запорожским войском против них пойдет».

Тогда же, в мае 1649 года, польские войска перешли речку Горынь и укрепились в двух оборонительных лагерях. Первый из них, под командованием белзского каштеляна Адама Фирлея, назначенного королем после долгих споров главнокомандующим, расположился около городка Заслав, второй — в верховьях Южного Буга в селении Купель. Во главе второго лагеря стоял каменецкий каштелян, брацлавский воевода Станислав Лянцкоронский, заместитель Фирлея. Позднее сюда прибыл и большой отряд под командованием коронного подчашего Николая Остророга, которого король тоже назначил заместителем Фирлея. Произошло это, очевидно, потому, что престарелый Фирлей оказался неспособным выполнять свои функции и забрасывал его слезными письмами, прося о помощи. Верховное руководство войском польский король Ян-Казимир возложил на себя.

Поскольку король не принял решение предыдущего сейма и не сохранил за Вишневецким должность главнокомандующего, тот, обиженный, с тремя гусарскими хоругвями и тысячью «избранного рыцарства», содержавшегося за его счет, ушел в свои владения на Червоной Руси.

Шляхетская армия была преисполнена ненависти и готовности разбить холопское войско, а его предводителя предать ужаснейшим пыткам и смерти.

О всех передвижениях противника Хмельницкий узнавал сразу же от своих многочисленных добровольных осведомителей из народа. Недаром в одном из польских документов отмечалось, что Хмельницкий «все знает, что делается в Польше, всегда имеет сведения».

Он заблаговременно приготовился к встрече с врагом и еще в марте, чтобы укрепить пограничье, послал на линию рек Случ и Мурафи два полка в составе 10 тысяч человек. В Звягиле стояли Лубенский и Черниговский полки под командованием Яцкевича и Небабы. Большой отряд расположился в Черторыи. Крестьянские отряды полковников Донца и Таборенко находились в Любаре. Отряды Кривоносенко, сына Максима Кривоноса, заняли Острополь, Староконстантинов, Красилов. Далее до самого Бара стояли сотни кальницкого полковника Ивана Федоренко. Линию вдоль Мурафи защищали полки полковника Данила Нечая и уманского полковника Степи. Здесь же было много крестьянских отрядов.

Следуя своей тактике — еще до появления перед противником самому с главными силами измотать его в стычках с мелкими отрядами, Хмельницкий приказал этим полковникам, пока он подойдет, не давать врагу покоя. По этому поводу Адам Кисель с тревогой писал канцлеру Оссолинскому 12 июня 1649 года: «Вообще мне кажется, что Хмельницкий хочет на этих мужиках, собранных с волостей, обессилить наше войско, а затем всей силой напасть».

Трудно пришлось казацким полкам Мартина Небабы и Ильи Голоты. Им довелось борьбу вести с войском одного из могущественных литовских магнатов польного гетмана Януша Радзивилла, который по просьбе польского короля пришел на Украину.

Встретившись с ханом, Хмельницкий вместе с ордой и тремя своими полками пошел через Умань, Животов под Бердичев, где соединился с главными формированиями. Отсюда он отправился в Староконстантинов, навстречу польско-шляхетской армии. Этот город уже не раз становился местом боев казаков с поляками, и Хмельницкому хорошо были известны здесь и местность, и расположение неприятеля.

Как и в предыдущих битвах, Хмельницкий не упускал случая перехитрить ляхов и громил их войско по частям. Узнав, что основные силы противника сосредоточены у Староконстантинова, он во время похода посылает полковнику Данилу Нечаю приказ ударить по Меджибожу, стоящему на пути к Каменец-Подольскому. Таким образом он хотел создать у поляков представление, что собирается идти на Подолию.