Хассо Стахов - Трагедия на Неве. Шокирующая правда о блокаде Ленинграда. 1941-1944

Немцам удается несколько продвинуться и закрепиться на отвоеванной позиции. Но «Бункердорф» они так и не могут взять. Огонь, который ведется оттуда, настолько силен, что вначале даже и мысли нет, чтобы вынести командира полка из боя. День клонится к закату, когда солдатам наконец удается пробиться к нему. Они обнаруживают подполковника мертвым с новыми ранениями.

Два дня спустя один из батальонов 49-го егерского полка, саперная рота и три «тигра» вновь атакуют этот опорный пункт. Но опять безрезультатно. Затем в бой бросается батальон 209-го полка 58-й гамбургской пехотной дивизии. Его наголову разбивают. Внезапно все стихает вокруг кровавого побоища. Немцы, осторожно прощупывающие местность, противника не обнаруживают. В развалинах опорного пункта лежат убитые его защитники и искореженные остовы одиннадцати танков KB-1. Сократившийся до небольшой боевой группы разбитый 49-й егерский полк передает спустя сутки этот участок 290-й пехотной дивизии, после чего его отводят на отдых.

Через несколько недель мы вновь слышим о нем. Он снова занимает позиции перед Синявино. Операция «Зумпфбибер» начинается как раз из окопов этого полка. Некоторые его офицеры и младшие командиры отправлены на усиление в 561-й батальон особого предназначения. Один из этих командиров позднее рассказывает: «Густые клубы дыма поднимаются над высотой. Через черную завесу едва лишь пробиваются красноватые отблески взрывающихся снарядов». Продвигаясь вперед, он замечает на опустевшем поле боя «до ужаса большое количество погибших немецких солдат, лежащих в окопах. Раненые, способные еще самостоятельно передвигаться, с трудом тащатся назад. Тяжелораненых доставляют в тыл санитары и легкораненые солдаты». Вновь и вновь им приходится бросать носилки с беззащитными ранеными на землю, чтобы самим прыгнуть в укрытие, спасаясь от артиллерийского огня русских. «Неподалеку отделение тяжелых минометов меняет позицию. Солдаты кряхтят, сгибаясь под тяжестью опорной плиты, минометного ствола и боеприпасов, и спотыкаются, натыкаясь на воронки». Двое обозников несутся с тележкой, полной коробок с боеприпасами, прямо по ямам и через бугры, забрасывая их как можно ближе к первой траншее. Передовые артиллерийские наблюдатели, оснащенные рациями, разыскивают пехоту, которой теперь они приданы. Затем наш рассказчик наталкивается на убитых русских, лежащих целыми штабелями. «Удивительно огромным! — пишет он, — показался мне участок местности, который должна была теперь удерживать горстка наших уцелевших солдат. На каждые 30–50 метров приходились лишь по два человека…» Так выглядит один из отсечных оборонительных немецких рубежей.

Смертельно усталые остатки штрафного батальона тащатся назад на отдых. Раздаются ордена за храбрость и вручаются свидетельства о помиловании. Командир батальона Рихард Метцгер (фамилия переводится как «мясник». — Ю. Л. ) получает Рыцарский крест, штрафники и кадровый состав — многочисленные Железные кресты 1-й и 2-й степени. 8 октября 1943 года 561-й батальон особого предназначения вновь доукомплектовывается. После этого на глазах у всех приводится в исполнение смертный приговор солдату-штрафнику Эдуарду Р. за «трусость и попытку к бегству». В батальон он попал после того, как ему заменили пятилетний тюремный срок за «дезертирство и порчу казенного имущества» исправлением в качестве штрафника.

Немцам под Ленинградом пока еще дарована передышка, но это как затишье перед бурей. Красная армия ударила своим «отбойным молотком» под Невелем, на стыке с группой армий «Центр». Перед этим фон Кюхлер был вынужден отдать на другие участки Восточного фронта свои пятнадцать дивизий, а в январе 1944 года с его фронта уходят еще две дивизии. Для 18-й армии, чьи соединения все еще стоят плотным кольцом перед Ленинградом и у Ораниенбаумского плацдарма, город на Неве уже давно не является целью, став лишь ориентиром. Армия докладывает в конце 1943 года о том, что почти 167 000 солдат погибли, были ранены или пропали без вести. Это вновь на 5000 больше, чем итоговые цифры за 1942 год.

В высоких штабах, где все эти вещи известны, чего не скажешь о простых солдатах, царит атмосфера «оптимизма смертника», подобная той, что имеет место в госпитальных палатах для неизлечимо больных или в углу ринга у боксера, когда всем ясно, что у него нет никаких шансов на победу. А как же тогда сохраняют стойкость фронтовые части? Танкист по фамилии Кариус, воевавший на «тиграх» (автор книги «„Тигры“ в грязи». — Ю. Л. ), позднее объясняет это так: «Мы удерживали позицию и отдавали все лучшее, что у нас было, потому что так нам велел закон. И также потому, что об этом уже почти не могли больше думать, так как отупели от выпавших на нас нагрузок, холода и голода. Ну и, наконец, мы держались из чувства страха…» Он особо выделяет тот факт, что солдаты «ощущали угрозу, надвигавшуюся с Востока на них самих и на всю Европу».

Такого рода мысли и чувства сегодня легко отметаются. Но тогда они были распространенными, даже несмотря на то, что в солдатской среде о них почти не говорилось. Задним числом потом все становились мудрыми. Некоторых пронизывала вдруг мысль: не испытывали ли красноармейцы тот же самый страх? Может быть, они потому защищались от угрозы с Запада, что тот тоже продемонстрировал достаточно много примеров своей жестокости?

Страх перед «красной религией», охвативший мир, присущ был не только немцам. Он играл свою роль также и среди западных держав. Этим объясняется, почему они не столь уж энергично приглушали притязания Гитлера. Создание мощного барьера против военизированной коммунистической утопии, претендующей на революционный захват мира, являлось для них самой правильной и единственной мерой, даже несмотря на то, что коричневый цвет этого барьера сам по себе был омерзителен. Есть также много свидетельств того, что и религиозные конфессии Германии перестали выказывать свое недовольство Гитлером, потому как он стал им представляться эффективным средством в борьбе с «красным атеизмом». Немцы старшего поколения отчетливо помнили, как развевались алые знамена в Германии, охваченной революционным хаосом после гибели кайзеровского Рейха. Они не забыли ужасные рассказы о десятках миллионов несчастных людей, которые в советской России были принесены в жертву идеалам большевизма и так называемому общественному прогрессу. Антикоммунистическая пропаганда Йозефа Геббельса могла особо не усердствовать в распространении небылиц. Реальных фактов на этот счет было более чем достаточно. Наконец, всего лишь несколько лет назад немало немецких солдат сами были юными коммунистами и в составе союза борцов Ротфронта следовали за теми, кто играл для них на дудочке. В те годы они действительно представляли себе советскую Россию раем для трудящихся. Но реальность научила их пониманию того, как война может изменять жизнь страны и всего ее населения.