Ольга Белан - Моя бульварная жизнь

Во время таких согреваний однажды Лема и обмолвился, что великий певец Муслим Магомаев тоже, оказывается, чеченец. Я возмутилась — с детства я была поклонницей Муслима, однажды даже брала у него интервью и немало времени провела в его квартире в Леонтьевском переулке. Он и его жена Тамара Ильинична Синявская оказались людьми абсолютно простыми в общении, доступными, открытыми, совсем не звездными. Это вам не Филипп Киркоров со своей гейской поп-братией, как называет их мой остроумный сын, — «Колхоз „Голубые ели“». Но только я всегда считала, что Магомаев — азербайджанец. Он сам это говорил, его дед был знаменитым композитором и прославил Азербайджан в своих многочисленных кантатах и симфониях.

— А вот и нет, — горячо спорил со мной Лема, — я тебе докажу, что прадеды Магомаева родом из Чечни, и сам он долго жил в Грозном, и даже фотография есть — Муслим в национальной чеченской папахе за чеченским столом!

Действительно, он потом приволок фотографию совсем юного Муслима, и доказательства того, что будущая звезда жил и учился в консерватории в Грозном, что у него типичные, распространенные чеченские имя и фамилия, и его прадед никогда не стеснялся заявлять о своих чеченских корнях.

Перед тем, как поставить этот материал в номер, я все-таки позвонила Магомаевым. Трубку сняла Тамара Ильинична. Я так и прямо и спросила, знает ли она про чеченский след в биографии ее мужа. Она засмеялась своим неповторимым переливчатым смехом.

— Вполне возможно, мы с Муслимом никогда это не обсуждали. А мама у него и вовсе русская. Так что там много всякой крови намешано. Ты знаешь что — позвони как-нибудь в другой раз. Муслим будет дома и сам ответит тебе на это вопрос.

Но я так и не собралась позвонить. И когда смотрела, как торжественно по-мусульмански хоронили моего кумира в Баку, как по-русски плакала над ним его русская жена, я подумала: какая к черту разница, чья кровь текла в его жилах? Гении принадлежат всему миру и национальности не имеют.

…А Лема вскоре уехал в Грозный. Война закончилась, он вернулся в газету, а позже стал деканом факультета журналистики местного университета.

Ни одна газета в то время не жила без читательских писем. Ни одно издание не обходилось без страницы или даже двух самой интересной читательской почты. Тогда еще не были распространены мобильники с эсэмэсками, компьютеры с мэйлами — люди писали письма ручкой по старинке и в конвертах отправляли их в редакцию. Выпуская первый номер еще того, цветного «Успеха», мы тоже отвели две страницы для писем и долго ломали головы, как назвать общую к ним рубрику. В «Вич-инфо» подобная рубрика пользовалась бешеной популярностью: я сама видела буквально мешки с почтой, которые грузчики каждый день таскали в редакцию. Рубрика называлась «Самое сокровенное» (она и сейчас так называется). Вот с таким же смыслом, но с другим названием мы искали рубрику для «Успеха». Каких только вариантов не предлагалось! Бедный Певец, на которого возлагали особые надежды как на самого лучшего придумщика заголовков и рубрик, тоже был в тупике. Уже в отчаянии я решила полазить по книжкам и поискать какую-нибудь поэтическую строку у классиков-поэтов. И первая книга, на которую я наткнулась, был «Декамерон» Боккаччо.

Если кто не знает, в советское время эта книга с вкусными подробностями сексуальной жизни средневековых итальянцев, плутовскими любовными похождениями и интригами, была практически запрещена (ведь в СССР секса не было!) и изучалась только на гуманитарных факультетах вузов. Поскольку я была прилежной студенткой и хорошо изучала историю литературы, я вспомнила, что слово декамерон собственно означает «Десять рассказов». Вот прекрасное название для нашей рубрики писем!

Почему-то этой идее воспротивился только один человек — Вовка Жилин. Он уперся рогом и твердил, что мало кто из читателей знает, что такое декамерон вообще и роман Боккаччо в частности. Но и я уперлась рогом — мне казалось это слово волшебным и очаровательным, а кто не знает, тот залезет в словари и посмотрит. Я тогда победила, рубрика писем с первого же номера стала выходить именно с этим названием. Продолжили мы ее и в черно-белом «Успехе». Конечно, писем к нам приходило несравнимо меньше, чем в «Вич», большая часть их была пустое словословие и хрень, но мы упорно печатали письма, многие из которых придумали сами, рассказывая истории из собственной жизни, из жизни друзей, приятелей и соседей.

Когда гробокопатель Сидоров проиграл выборы и перестал платить нам деньги, надо было придумывать, где их можно заработать. Костылин решил издать еще одну газету и попробовать ее раскрутить за те же деньги. Нужна была идея — и она родилась!

Тут надо отдать должное Костылину — он единственный отозвался на предложение делать газету о любви и назвать ее «Декамерон». Но теперь-то я понимаю, что сработал его просто-таки врожденный нюх на близкую прибыль и большие дивиденды. Все остальные, включая Жилина, почему-то встретили идею в штыки. Доводы выдвигали разные — от «кому нужна еще одна газета про любовь» до «кто будет ее делать — мы и так еле дышим». Действительно, нас было всего человек 12 — а «Успех» выходил каждую неделю. Набирать новых людей мы не могли, этих-то еле прокармливали, да и вся фишка нового издания заключалась именно в том, чтобы выпускать ее теми же силами — только так она могла бы принести прибыль.

Мы с Костылиным довольно быстро разработали идею — все абсолютно бесхитростно: рассказы о любви, о семье, о страсти, без пошлых подробностей, как это делал «Вич-инфо», а, наоборот, с проникновением в человеческую душу, в психологию, в чувства. Дизайн будущего издания придумала наша же художница Ира — он как будто бы повторял облик полосы писем «Успеха» про любовь, но наполнился новыми графическими элементами — тонкими, романтичными, изящными. Дело оставалось за малым — где-то взять людей, которые будут наполнять новую газету содержанием. И тут успеховцы — мои дорогие «узбеки»! — все как один наотрез отказались участвовать в новой затее. Я собрала планерку и предложила каждому написать по материалу или хотя бы одно письмо. В ответ мне было глухое молчание. Даже Нелька сиротливо отводила глаза — мол, занята очень. И мне ничего не оставалось кроме как сказать:

— Ну что ж, хорошо. Тогда газету «Декамерон» буду делать я одна. А Павленкову назначаю помощницей. Я буду собирать и писать материалы, а Лена — закидывать в компьютер и редактировать. Справимся вдвоем.

Это я бедной Ленке опомниться не дала. Она тоже была против и тоже, как все, не хотела участвовать в этой довольно авантюрной затее, но я уже закончила планерку и вышла из комнаты.