Наталья Муравьева - Гюго

Бальзака не умели ценить по достоинству. Сколько ударов перенес он! Дважды провалили его на выборах во Французскую Академию, предпочитая ему второсортных литераторов, зато герцогов и графов. Гюго возмущался. Сам он голосовал за Бальзака, всячески поддерживал его кандидатуру, но ничего не добился.

В последние годы они встречались довольно редко. Бальзак несколько раз уезжал в Россию. Он, наконец, женился на польской графине Ганской, руки которой давно добивался.

В мае 1850 года он вернулся в Париж совсем больной.

18 августа Гюго сообщили, что Бальзак при смерти. В тот же вечер Гюго навестил его. Он сам рассказал об этой последней встрече.

Гюго провели в комнату умирающего.

«Это была та самая комната, где я был у него месяц тому назад. Тогда он был весел, полон надежд, он не сомневался в том, что поправится, и со смехом показывал свои опухшие ноги».

Но на этот раз все было по-другому.

Бальзак лежал на кровати красного дерева. «Лицо его было лиловым, почти черным, голова повернута вправо; он был небрит, седые волосы его были коротко острижены, взгляд широко раскрытых глаз неподвижен. Я видел его сбоку, и в профиль он казался похожим на императора.

По обе стороны кровати неподвижно стояли двое — старуха сиделка и слуга…

Женщина и мужчина молчали в каком-то оцепенении, прислушиваясь к хриплому дыханию умирающего. Пламя свечи, стоявшей позади изголовья, ярко освещало висевший над камином портрет цветущего улыбающегося юноши…

Я приподнял одеяло и нашел руку Бальзака. Рука была потная. Я пожал ее. Он не ответил на рукопожатие.

…Сиделка сказала:

— Он умрет на рассвете…

Он умер ночью. Ему был пятьдесят один год.

Хоронили его во вторник… Стоя у гроба, я думал о том, что в этой церкви крестили мою младшую дочь и что я не был здесь с того самого дня. В наших воспоминаниях смерть соприкасается с рождением.

На похоронах был министр внутренних дел Барош. В церкви он сидел у катафалка рядом со мной; по временам он обращался ко мне.

— Это был знаменитый человек, — сказал он.

Я ответил:

— Это был гений.

Траурная процессия проследовала через весь Париж и бульварами дошла до кладбища Пер-Лашез. Когда мы выходили из церкви, шел небольшой дождь; он еще продолжался, когда мы пришли на кладбище. Был один из тех дней, когда кажется, будто плачет небо.

Я шел справа от гроба, держа одну из серебряных кистей балдахина. Александр Дюма шел с другой стороны.

Когда мы стали приближаться к могиле, вырытой на высоком холме, мы увидели, что нас уже ждет огромная толпа…

Весь путь мы прошли пешком.

Гроб опустили в могилу, вырытую рядом с могилами Шарля Нодье и Казимира Делавиня. Священник произнес заупокойную молитву, и я сказал несколько слов».

«Бальзак принадлежал к могучему поколению писателей XIX века, которое пришло после Наполеона», — говорил Гюго…

«Бальзак был одним из первых среди великих, одним из лучших среди избранных… Все его произведения составляют единую книгу, книгу живую, блистательную, глубокую, где живет и движется наша современность, воплощенная в образах вполне реальных, но овеянных смятением и ужасом…

Сам того не зная, хотел он того или не хотел, согласился бы он с этим или нет, творец этого огромного и необычайного произведения принадлежал к могучей породе писателей революционных…»

«Пока я говорил, солнце садилось. Вдали в ослепительных красках заката лежал предо мною весь Париж. Под моими ногами осыпалась земля, и слова мои прерывались глухим стуком комьев земли, падавших на гроб».

При выходе с кладбища Виктора Гюго окружила толпа рабочих. Они приветствовали его, каждый хотел пожать его руку.

— Да здравствует Виктор Гюго! — кричали они.

Да, пока он жив, он будет бороться. Гюго чувствует, что сам он тоже принадлежит к могучей породе писателей революционных.

А враги все наглеют. Карлики, шуты и могильщики, играющие жалкую и страшную пьесу в правительственных палатах, плетут сеть, чтоб удушить республику. Луи Бонапарт вносит в Национальное собрание проект о пересмотре конституции, о продлении срока своих президентских полномочий. Положение становится угрожающим. Оппозиция вступает и борьбу.

17 июля 1851 года Виктор Гюго поднимается на трибуну.

— …Как! Конституция была принята всеобщим голосованием, а вы хотите упразднить ее, ограничив право голоса!.. — обращается он к собранию. — Что ж, поговорим…

Республика или монархия?.. Настало время поставить этот вопрос ребром… Карты на стол! Выскажемся до конца.

Он напоминает собранию о том, как во все времена монархи обкрадывали народ, подрывали основу его благосостояния.

Кто-то справа выкрикивает:

— А поэтам жаловали пенсии!

Другой голос подхватывает:

— Вы, господин Гюго, сами получали ее из королевской шкатулки!

— Вы хотите, чтоб я изложил факты? Они служат к моей чести, и я охотно сделаю это, — ответил Гюго. — Мне было девятнадцать лет…

— Ах, вот оно что! «Бедняжка была так молода».

В рядах большинства хохот, шум.

Гюго возвышает голос.

— Я принял пенсию, но я не просил ее, — говорит поэт и сообщает собранию, как он потом отказался от пенсии, предложенной ему Карлом X.

Они хотят сбить его хихиканьем, неожиданными выпадами. Нет, не собьют.

— Вы — люди другого века, вы мертвецы, но оставьте же в покое живых!

…Как! Вы хотите восстать из мертвых? Начать все сызнова? Неужели вы утратили память о прошлом… Топните ногой о мостовую, находящуюся в двух шагах от злосчастного дворца Тюильри… и вам явятся на выбор либо эшафот, увлекающий старую монархию в могилу, либо наемная карета, увозящая новых королей в изгнание.

…Вы говорите, никто не помышляет об империи? О чем же тогда свидетельствуют эти оплаченные кем-то возгласы «Да здравствует император!»? Разрешите узнать, кто за них платит?.. Что значит эта смешная и жалкая петиция о продлении сроков президентских полномочий? Что это за продление, скажите, пожалуйста? Это пожизненное консульство. А куда ведет пожизненное консульство? К империи! Господа, здесь плетется интрига. Интрига, говорю я вам. Я вправе ее распутать, и я ее распутаю… Выведем же все на чистую воду!

Нельзя допустить, чтобы Франция оказалась захваченной врасплох и в один прекрасный день обнаружила, что у нее неизвестно откуда взялся император!

Император. Обсудим его притязания!..

Как, только потому, что у нас был Наполеон Великий, нам придется терпеть Наполеона Малого?

Невообразимый рев зала несется в ответ на эти слова. Собрание прервано на несколько минут.

— Это глумление над республикой! — кричит кто-то. — Вы оскорбляете избранника народа!

Министр внутренних дел Барош вскакивает с места и восклицает: