Наталья Муравьева - Гюго

— Вы наносите оскорбление президенту!

Председатель вторит министру:

— Господин Гюго, я призываю вас к порядку!

— Это еще вовсе не оскорбление — сказать, что президент не великий человек, — отвечает Гюго. — Мы требуем от господина президента не того, чтобы он осуществлял свою власть, как великий человек, а чтобы он ушел от власти, как человек порядочный…

Под перекрестным огнем выкриков он продолжает:

— …Нет! После Наполеона Великого я не хочу Наполеона Малого! Довольно! Надо с уважением относиться к величию! Хватит пародий!

Рев зала усиливается.

— От имени Франции мы протестуем! — кричит министр Барош.

— Наемный клеветник! — вопит кто-то.

К трибуне подбегает разъяренный господин из рядов правых.

— Мы не желаем больше слушать эти рассуждения! Дурная литература ведет к дурной политике. Мы протестуем во имя французского языка и французской трибуны. Несите все это в театр Порт Сен-Мартен, господин Виктор Гюго!

— Вы, оказывается, знаете мое имя? — разводит руками Гюго. — А вот я не знаю вашего. Назовите его.

— Меня зовут Бурбуссон.

— О, это превосходит все мои ожидания, — иронически прижав руку к сердцу, отвечает Гюго.

Под взрыв хохота левой незадачливый Бурбуссон возвращается на свою скамью, а Виктор Гюго снова вступает в словесный бой. Он кончает речь грозным предупреждением:

«Близится час, когда произойдет грандиозное столкновение… По милости упрямых притязаний прошлого мрак снова покроет великое и славное поле битвы, на котором развертывают свои битвы мысль и прогресс и которое называется Францией. Не знаю, как долго продлится это затмение, не знаю, насколько затянется бой, но я твердо знаю одно и предсказываю и утверждаю это — право не погибнет!»

Золотятся каштаны и клены. Как хорошо, должно быть, в этот сентябрьский день где-нибудь в лесу или на берегах Бьевры! Но Гюго идет не на прогулку, он направляется в тюрьму Консьержери на свидание с сыновьями. Первым был арестован Шарль. Его обвинили в неуважении к законам Франции за статью против смертной казни, опубликованную в «Эвенман». И июня 1851 года Виктор Гюго защищал его на суде.

— Тебе, сын мой, — обратился он к Шарлю, — выпала великая честь… Гордись тем, что ты, простой солдат-новобранец в лагере борцов за демократическую идею, посажен на ту самую скамью, на которой сидел Беранже. Оставайся неколебимым в своих убеждениях…

Шарля приговорили к шестимесячному тюремному заключению. Скоро за ним в тюрьму последовал и второй сын Гюго, Франсуа Виктор. Его арестовали за статью против закона, отменяющего право убежища, и приговорили к девяти месяцам тюрьмы и двум тысячам франков штрафа. Газету «Эвенман» закрыли, но вместо нее тотчас же начала выходить «Авенман». 18 августа Виктор Гюго поместил в ней открытое письмо к редактору Огюсту Вакери. «Пришел момент, когда свободы трибуны не существует для меня, а свободы печати — для моих сыновей, — писал Гюго. — Знаете ли вы, всю эту осень я каждый день хожу обедать в Консьержери вместе с моими детьми. В наше время неплохо немного привыкнуть к тюремному хлебу.

Но что такое наши личные печали и обиды по сравнению с общими, с теми, которые наносятся республике, наносятся народу. Их я не имею права прощать…»

За публикацию этого письма Огюст Вакери был присужден к шести месяцам тюрьмы. Против газеты затеяли процесс, посадили в тюрьму и Поля Мериса. Теперь они все четверо в Консьержери.

Дом пуст. Жена с дочерью в Виллекье. Они проводят там каждую осень. В начале сентября Гюго тоже ездил туда на могилу Леопольдины, но сейчас он должен быть в Париже на своем посту. Надо быть ко всему готовым.

Он ускоряет шаг. Сыновья ждут. Гюго вспоминает, как почти четверть века назад он навещал в тюрьме Лафорс узника Беранже. Своеобразный салон — тюремная камера! Может быть, ему самому скоро придется принимать в ней посетителей и гостей. Каждую ночь он ждет налета полиции.

За окнами серый рассвет. 2 декабря. Что несет этот день? Рука тянется к рукописи на ночном столике. Поработать немного, не вставая с постели. В дверь заглядывает слуга:

— Мосье Гюго, вас хочет видеть депутат Национального собрания Версиньи.

— Пусть войдет.

У неожиданного гостя встревоженное лицо. Почему он пришел так рано? Что случилось?

— Государственный переворот, или, вернее, грандиозное государственное преступление, — говорит Версиньи и торопливо рассказывает о том, что произошло в Париже этой ночью.

Войска заняли Национальное собрание. Арестованы многие депутаты, генералы, министры. Сейчас Париж оклеен листками и воззваниями Луи Бонапарта. Узурпатор сулит народу «истинную демократию» и требует полного повиновения «ответственному главе государства». Предлагает продлить срок своих президентских полномочий до десяти лет.

Группа депутатов левого крыла Национального собрания решила немедленно собраться: надо выработать план действий. Встреча назначена на частной квартире. Гюго, конечно, не откажется прийти?

Версиньи ушел.

Гюго стал быстро одеваться. Итак, государственный переворот. Этого следовало ожидать. Ничтожный племянник решил идти по стопам великого дяди. Повторить 18 брюмера. Удушить республику. Надо действовать! Организовать отпор! Скорей! Немедленно!

На улице не заметно особого оживления. Прохожие небольшими группами собираются около листков с воззваниями, молча читают их и идут дальше, торопятся на работу.

Вот и дом, где назначено место встречи. Все уже собрались. Здесь и Мишель де Бурж, известный оратор левого республиканского крыла. Здесь и Шельшер, депутат Мартиники и Гваделупы, борец за отмену рабства в колониях, и Пьер де Флотт, обветренный морской офицер, участник июньского восстания, и Боден, депутат из провинции, скромный врач, не говорливый, зато твердый и честный, и еще много знакомых деятелей левого крыла, аплодировавших когда-то обличительным речам Гюго в Национальном собрании. Лица озабоченные. Положение трудное. Армия, полиция, печать, государственные учреждения — все в руках приспешников Луи Бонапарта. Как организовать сопротивление? Гюго берет слово:

— Надо немедленно начать борьбу. Опоясаться депутатскими перевязями и всем вместе торжественно пройти по улицам с возгласами: «Да здравствует республика! Да здравствует конституция!» Появиться перед войсками без охраны и оружия и спокойно потребовать от силы, чтоб она повиновалась закону. Если войска пойдут за нами, отправиться в собрание и покончить с Луи Бонапартом. Если солдаты будут стрелять в законодателей, рассеяться по Парижу, призывать к оружию и строить баррикады… Не терять времени!

Мишель де Бурж возражает: