Алексей Гусев - Юность, опаленная войной

— Дорогой Ефим Владимирович, уже полночь! Времени до рассвета — считанные часы. Вам необходимо срочно заняться командирами. Снаряжение и обмундирование у них изъять! Для врага они все должны быть рядовыми или только что мобилизованными. Примите у всех раненых документы, партийные и комсомольские билеты. Постарайтесь все это спрятать в надежном месте. — Разговаривая с Саблером, Кургаев остановил свой взгляд на раненом капитане. Тот спал у стола, длинные пряди волос веером рассыпались на его потном лице. — И еще! — продолжал Кургаев. — Командиров всех обязательно постричь. Гитлеровцы могут легко распознать их по длинным волосам.

Отдав распоряжение, Кургаев устало присел на стул, закрыв глаза. Но в эту и последующую ночь ему так и не пришлось хоть сколько-нибудь поспать.

Здание колхозной канцелярии то и дело вздрагивало от взрывов бомб и снарядов. Где-то совсем близко были слышны пулеметные и автоматные очереди.

Ефим Владимирович поспешно обходил раненых и складывал в мешок их офицерское снаряжение, верхнее обмундирование, документы.

Комсомолки сестры Жизневские Галя и Вера проворно стригли машинкой головы раненых командиров.

— Спасибо, девчата… Спасибо за помощь! — подбадривал их Саблер.

Перед рассветом старшему лейтенанту Туровцу стало совсем плохо. Он то и дело впадал в забытье и в бреду подавал артиллерийские команды. Кургаев еще раз внимательно осмотрел его ногу. Вся левая голень была отечной и горячей. Спасти его могла только срочная операция. Медлить больше было нельзя. Филипп Федорович заметил небольшого роста худенькую женщину. Это была Ядвига Францевна Лапицкая, та самая, которая одной из первых встретила машины с ранеными. Она с семьей жила здесь же, в цокольном этаже колхозной канцелярии. Оставив дома троих малолетних детей, престарелую, больную мать, Ядвига Францевна вот уже несколько часов не отходила от раненых. К ней-то и обратился Кургаев:

— Прошу вас как можно быстрее достаньте примус и чистую кастрюлю. Будем оперировать.

Ядвига Францевна молча кивнула головой. Из санитарной сумки Филипп Федорович извлек пинцет, пузырек спирта, йод. На маленький клочок бумаги отсыпал, а потом бросил в банку с водой несколько бурых кристалликов марганцовокислого калия. Скальпеля не оказалось. Не было и обезболивающих средств.

Вскоре в комнате зашумел примус. В кастрюле кипятился перочинный нож и единственный из медицинского инструментария — пинцет. У тускло освещенного стола Филипп Федорович тщательно мыл руки. Когда все было готово, старшего лейтенанта перенесли на стол. Ядвига Францевна Лапицкая держала лампу. Вера и Леонида Жизневские обнажили раненую ногу. Кожные покровы вокруг раны Кургаев смазал сначала спиртом, а потом йодом, потом сделал разрез. Раненый вздрогнул, но не застонал! Только послышался скрежет стиснутых зубов да хруст сжатых пальцев. Рану мгновенно залила кровь! Мертвенно-бледными стояли женщины. Их руки дрожали. Вере Жизневской стало плохо. Ее место заняла молодая учительница, комсомолка Евгения Ефимовна Ильченко. Операция продолжалась…

Наконец-то Кургаеву удалось извлечь осколок. Корявый, с неровными краями, он, как клещ, цепко сидел в ране. На бледном лице Кургаева выступил пот, гимнастерка плотно пристала к спине. Расширив рану продольным разрезом, он обложил ее марлей, обильно смоченной раствором марганцовокислого калия. Прошло еще несколько долгих, томительных минут.

— Все, — наконец-то устало произнес Кургаев. Оперированного Туровца отнесли на прежнее место.

Кургаев вышел на крыльцо. Он жадно глотнул ночной воздух. С юго-запада донеслись удалявшиеся взрывы. Над лесом со стороны Раковского шоссе то и дело ярко вспыхивали разноцветные ракеты.

«Наверное, пошли на прорыв», — подумал Филипп Федорович, прислонившись щекой к холодной кирпичной стене.

В эту ночь никто из жителей деревни Тарасово не спал. Весть об уходе наших войск стремительно облетела всех. Тревога поселилась в каждом доме.

Но тарасовцы решили спасти колхозное имущество. Еще с вечера со скотного двора по домам разобрали всех лошадей, коров, овец. Всюду в огородах рыли ямы и делали надежные тайники. В них колхозники прятали зерно, муку, одежду, книги, документы. Вечером в дом председателя колхоза «Красный пахарь» Виктора Ивановича Лошицкого пришли кладовщик колхоза Ефим Артемьевич Ильченко, счетовод Демьян Алексеевич Жизневский. Первым заговорил Виктор Иванович:

— Хорошо, что пришли. Обстановку знаете?

— Да как не знать! Знаем и понимаем все, — рассудительно ответил Ильченко.

— Вы знаете о доставленных в деревню раненых. Помочь им — наше государственное дело и долг. За них в ответе не только те военные медики, но и мы, колхозники.

— Виктор Иванович, а как быть с их питанием? Раненых много — человек сто, не меньше, — озабоченно спросил Ильченко.

— Об этом мы и должны сейчас побеспокоиться. Возвращайтесь домой, берите лопаты, и прошу немедленно к колхозным амбарам! Да побыстрее! Мы еще успеем для них кое-что сделать.

Всю ночь в глубоком овраге В. И. Лошицкий, Е. А. Ильченко, Д. А. Жизневский рыли ямы. Их руки давно были покрыты огромными волдырями. Но сейчас никто на это не обращал внимания. Они торопились. С первыми проблесками зари по отлогому скату оврага из амбара спустили мешки с горохом, зерном, бочонок с медом. Все это поместили в приготовленные ямы и засыпали землей. Тайник тщательно укрыли кучей прошлогоднего хвороста.

Осунувшийся за ночь от тяжелой работы, Виктор Иванович Лошицкий вернулся домой, когда уже было совсем светло.

— Надо бы врачам переправить гражданскую одежду… Иначе беды им не миновать, — проговорил он жене, у порога снимая грязные сапоги. В считанные минуты узел с одеждой был готов. Виктор Иванович на цыпочках вошел в горницу, где спали дети. Разбудив старшую дочку Зину, он на ухо, чтобы никого не разбудить, прошептал:

— Доченька, выручай! Возьми вот этот узел и конверт и мигом, что есть духу, в колхозную канцелярию! Там, на втором этаже, все это передашь военному врачу Поняла?

Зина понимающе кивнула головой.

Быстро надев на себя сарафан и кое-как причесав растрепанные после сна волосы, она с узлом быстро побежала напрямик, через огороды, к колхозной канцелярии.

Из-за леса медленно поднималось солнце. Золотом покрывались верхушки деревьев, крыши домов. В лощине, у ручья, клубился белесоватый туман. Утренняя роса изумрудными каплями тяжело оседала на длинных и гибких стебельках трав.

Несмотря на ранний час, деревенские босоногие мальчишки во главе с Колькой Пикуликом были уже на ногах.